В тени истории (ЛП)

Стратегия, которую хотел проводить Черчилль, была, как известно, средиземноморской стратегией, удар в «мягкое подбрюшие Оси», с направлением удара Триест — Вена-Прага, а затем далее до Берлина или вовсе до Варшавы. За этой безусловно сомнительной с военной точки зрения, прежде всего также очень дорогостоящей и чрезвычайно затяжной стратегией стоит политическое видение: тот же самый удар, который сломал бы силу Гитлера, должен вогнать между Германией и Россией стальной засов. В конце войны объединённые армии Соединённого Королевства и Соединённых Штатов должны были одни стоять на континенте и Европе — всей Европе — придать свой новый облик. Гитлер уничтожен, Сталин вне игры и Рузвельт в одной упряжке с Черчиллем, причём британский премьер–министр определял бы направление — так это должно было быть. Само собой разумеется, ни у Рузвельта, ни у Сталина не было интереса в том, чтобы поддерживать южную стратегию Черчилля и его политические задние мысли. И всё же Черчилль сначала проводил эту стратегию, и именно летом 1942 года — в лето поражений, когда его на всех фронтах постигали удары, а дома, в парламенте, зашаталась почва под ногами.

1945 год: война против России

Черчилль 1942 года больше не был человеком судьбы, как в 1940 году, который в решающий момент предотвратил победу Гитлера; дерзкая игра, которую он тогда начал, стала в конце концов проигранной, и момент, в который он действительно сделал мировую историю, был уже пройден — но он этого не знал. Однако если кто хочет восхищаться Черчиллем на вершине его личной силы и блеска, то хорошо будет посмотреть на Черчилля в 1942 году. В это лето казалось, что у него двадцать рук. Он отразил вотум недоверия в парламенте, планировал военные кампании с начальником своего штаба, справился с американским посланником, слетал в Египет, смещал и назначал генералов, совершил поездку в Вашингтон и уломал Рузвельта, посетил Москву и провернул дело со Сталиным. И в конце года у него было всё, чего он хотел, и казалось, что он держит мир в своём кулаке.

Затем однако всё пошло по–другому. Стратегический инструмент, которым Черчилль хотел делать политику, оставил его в беде. Англичане и американцы в 1943 году в Италии продвигались лишь удручающе медленно, русские после Сталинграда тем более быстрее. Американцы устали от того, что англичане предписывали им, как вести войну, и на Тегеранской конференции в конце 1943 года Рузвельт и Сталин объединились против Черчилля и опрокинули весь план войны: место средиземноморской стратегии Черчилля заняла высадка во Франции и тем самым вместо консервативной реставрации в Европе под исключительной англо–американской эгидой был предрешён раздел Европы между Западом и Востоком, который сохраняется ещё и сегодня.

Черчилль примирился с новой стратегией — довольно таки против своей воли; однако он смог бы разрушить её лишь за цену победы, а платить ею — для него вопрос так не вставал. Примирился ли он также с политическими последствиями новой стратегии? Ни на единый момент. Черчилль весной и летом 1945 года был готов пойти на продолжение войны — между прежними союзниками. Да, когда читаешь определённые меморандумы и речи того времени, получаешь впечатление, что он прямо–таки планировал это. «В Восточной Европе нам следует заботиться ещё о том, чтобы простые и благородные цели, за которые мы вели эту войну, не были бы погублены», объявил он менее чем через неделю после германской капитуляции, и он по меньшей мере обдумывал вопрос даже о том, не вложить ли немецким военнопленным их оружие снова им в руки. Если бы дела пошли по Черчиллю, то англичане и американцы не отошли бы из Саксонии, Тюрингии и Мекленбурга и в Потсдаме разыгрывали бы свои карты против ослабленной войной России до последнего — вплоть до опасности, что ещё раз вспыхнет война как война между союзниками.