В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Вместе с тем у англичан есть, конечно, чему поучиться. К примеру, они предельно терпеливы. В любой очереди не прорываются вперед, чтобы их поведение не расценивалось как откровенное хамство. В даблдеккерах (двухэтажных автобусах) и метро моментально уступают места представительницам прекрасного пола. Предупредительны к пожилым дамам. Принято извиняться, если кто-то наступает на ногу. Громозвучие голоса считается в Англии признаком невоспитанности и плохого тона.

Предпоследний день пребывания в Лондоне мы посвятили посещению Национальной галереи на Трафальгарской площади. Это была редкая возможность в сконцентрированном объеме увидеть все школы и эпохи европейской живописи. Зрительно насытившись творениями великих мастеров, мы через Пикадилли-Серкус направились в близлежащий злачный район Сохо.

На прощание с этим удивительным городом мы решили полакомиться сочными бифштексами. Ввалились в первый приглянувшийся небольшой уютный паб. Английский паб, pub (сокращенно от Public house, «публичный дом», в смысле «место сбора населения»), – небольшой кабачок или таверна. Одновременно это своеобразный клуб проживающих в округе. За кружкой эля и пива они коротают свободное время. Англия без пабов так же немыслима, как достопочтенная семья без четвероногого преданного друга.

Пресытившись бифштексами, которые таяли во рту, мы вышли на одну из самых длинных и оживленных улиц – Оксфорд-стрит. Это торговая Мекка Лондона, в которой магазинная лихорадка не затихает ни днем ни ночью. Был конец июня – период сезонного снижения цен. Толпы покупателей буквально осаждали огромный торговый пассаж и бесчисленные бутики. Оксфорд-стрит переходит в Бонд-стрит и затем в улицу Бейсуотер-роуд в начале Гайд-парка. Здесь находятся две достопримечательности – мраморная арка Марбл Арк и «уголок ораторов». Арка была задумана как парадные ворота на пути к Букингемскому дворцу. «Уголок ораторов» является подтверждающим символом свободы собраний и выступлений для любого желающего излить наболевшую душу. Непозволительны лишь выпады в адрес королевы. Недалеко от этих достопримечательностей, примерно в середине Бейсуотер-роуд с односторонней застройкой, размещался и наш скромный отель.

В те годы еще существовал истинно английский архаичный комфорт: нам пришлось познакомиться с неотапливаемыми спальными комнатами. В мае и июне в Лондоне неустойчивая погода и бывает очень холодно. Мы судорожно заползали под пуховые перины. В качестве дополнительного согрева нам под бок укладывали горячие «биг ботлс» (большие бутылки). По желанию предлагались головные чепчики с кружевными обрамлениями. Кстати, прохладный воздух под пуховой периной способствовал здоровому и глубокому сну. Впоследствии нечто похожее я испытал в Германии, в необыкновенно красивом и опрятном Регенсбурге.

После традиционного английского завтрака (яичница с беконом) осталось свободное время до отъезда в аэропорт Хитроу. Было решено совершить небольшую прогулку. Мы пересекли Гайд-парк вдоль озера Серпентайн с водоплавающими птицами и оказались в фешенебельном районе Сент-Джеймс. Он находился недалеко от Грин-парка, который входил в зеленое ожерелье вокруг Букингемского дворца.

У одного из богатых особняков толпилось множество людей. Они размахивали руками и скандировали «Вивьен», «Скарлетт» и другие незнакомые слова, которые сливались в единый звуковой камертон. На балконе второго этажа мы рассмотрели высокую, среднего возраста женщину. Она посылала воздушные поцелуи и прикладывала руку сердцу. Наш постоянный сопровождающий с грустным видом изрек:

– Здесь проживает, а скорее – доживает величайшая из актрис Вивьен Ли[116]. Она умирает от неизлечимой формы туберкулеза. Мы все молимся, чтобы дни ее по милости Всевышнего были, к всеобщей радости, продлены.

Уже в Москве, через несколько недель, в газетах проскользнуло скупое известие о ее кончине.

После выездов за пределы «железного занавеса» я стал ощущать на себе влияние мудрой истины, что все познается в сравнении. К сожалению, сравнение было далеко не в нашу пользу. Увиденное рассеяло многие иллюзии, которые вдалбливались в податливые головы моего поколения. Ощущение разочарования постепенно оттесняло ложь о превосходстве и гуманности социалистической системы…

Мне вспоминается любопытный эпизод. В первые же дни командировки нас, как это было принято, доставили на Хайгейтское кладбище в Лондоне. Мы возложили цветы к могильному постаменту, увенчанному огромной головой Карла Маркса. Не обошлось без конфуза: служители как раз оттирали ее от черной краски. Нам объяснили, что противники его учения, эмигранты или просто хулиганы с завидным постоянством глумятся над надгробием основателя марксизма[117]. Один из рабочих неожиданно на приличном русском языке изрек:

– Мы здесь, в Англии, к нему равнодушны. Но вот ваши бывшие соотечественники его очень сильно не любят. Видимо, есть за что…

Мы молча проглотили истину, которую опровергнуть невозможно.

Полтора месяца в кругу семьи