В тени трона

А в России революционная лихорадка обострилась до крайней степени и через пару месяцев грянул большевистский переворот.

По иронии судьбы, первый республиканский правитель России Керенский оказался в эти дни совсем рядом с последним императором России – в Гатчинском дворце, откуда и бежал, как принято считать, на автомобиле, угнанном у американского посла, то ли в женской одежде (версия большевиков), то ли, как вспоминал генерал Краснов, «в матросской куртке и синих очках». Больше доверия вызывает версия генерала – он ведь честно признал, что именно его казаки предали Керенского!

Вдогонку за первым председателем правительства первой русской республики во все стороны от дворца бросились отряды матросов и красноармейцев, прочесывая все леса и овраги, все дома в Гатчине.

Эта облава почему-то обошла стороной особняк Михаила на Николаевской, выглядевший с улицы, за деревьями, малопривлекательно: окна первого этажа забиты дощатыми щитами – от налетчиков, парадный вход по той же причине заколочен крест-накрест. Незваным здесь делать было нечего, а званые знали, как попасть в дом с заднего двора. Да и званых осталось в те смутные дни раз-два и обчелся: напуганные мирные люди предпочитали сидеть по домам, свет по возможности во всю силу не зажигать и на улицах появляться как можно реже.

Не поймав Керенского, но и не желая сразу возвращаться в голодный Петроград, матросы и красногвардейцы достреляли последних оленей в Зверинце. В поисках поживы один из поисковых отрядов, тащивший за собой пулемет «максим» на колесах, наткнулся на псарню, стоявшую в стороне от дворцовых построек, в глубине парка, переходившего в лес. Ворота были закрыты, заложены брусом изнутри. В веселом кураже искатели очередной забавы начали стучать в ворота кулаками и стрелять в воздух. Приотворилась щель в заборе, и в проеме появился Яков, псарь.

– Тут для вас ничего нет, – сказал Яков, дороги не уступая. – Одни собаки.

– Твои, что ль, собаки? – спросили у него.

– Михаила Александровича, – ответил Яков и губы поджал. – Царева брата.

– А ну отходи, пес царский! – потребовали красногвардейцы. – Мы проверим! – И отпихнули Якова прикладами, и добавили кулаками.

И веселым глазом моргнуть не успели, как из сумрака псарни серыми молниями обрушилась на них стая меделянов. Один красногвардеец упал на лежавшего ничком Якова, другой кровью залился – меделян одним прикусом вырвал ему горло. Началась паника. Застучали выстрелы. Пулеметчик направил свой «максим» в глубь псарни и открыл стрельбу. Собаки шли на незваных, как на приступ, и ложились замертво под огнем. Отступая, красногвардейцы добили Якова штыками и бросились кто куда. Сильные раненые собаки еще хрипели в лужах крови на полу псарни, уцелевшие вырвались на волю и разбегались по лесу. Одичание ждало их, как и всю Россию вместе с ними.

Последние меделяны

На том завершилась жизнь псаря Якова, а вместе с ним и история породы меделянов в России.

Судьба царя – для устойчивости власти этот вопрос большевикам надо было решить раз и навсегда. Сидя в эмиграции, в мирной обстановке, большевистские вожаки почитывали книжки, и поучительную историю Французской революции многие из них знали назубок. Свергнутый царь, гражданин Николай Романов, разгуливая на свободе, самим своим присутствием представлял угрозу для «власти рабочих и крестьян» – Ленина и его разбойного окружения. Уцелевшие сторонники прежней российской власти видели бы в царе притягательную для реставрации монархии фигуру. Стало быть, свергнутый монарх должен навсегда исчезнуть с горизонта.

Как это сделать – казалось бы, что тут может быть неясно! Об убийстве Николая задолго до октябрьского переворота грезили большевики из женевской «Каружки» и бомбисты из эсеровских боевых групп, анархисты и даже кое-кто в армии. Под революционными лозунгами захватив власть в Петрограде и не укрепившись пока в своем новом положении, Ленин всеми силами и способами стремился не допустить роковых ошибок вождей Французской революции. Решение о дальнейшей судьбе «гражданина Романова» было одной из первоочередных задач «гражданина Ульянова», и это решение он тщательно продумывал и взвешивал. То, что царя следовало ликвидировать, не допустив его выезда за границу, не вызывало у него сомнений: в Лондоне он станет белым знаменем реставрации и будет представлять реальную опасность для новой власти. Бывший царь – потенциальный враг, а врагов надо уничтожить, чтоб не смогли они помешать победе революции. Это – единственный верный ход, в другом нет нужды. На освобожденный народ надо нагнать смертный страх, и тогда он будет послушен. Страх правит людьми, а не любовь, запреты, а не разрешения – это должно быть ясно профессиональным революционерам, ломающим саму Историю через колено! А жалостливые либеральные интеллигентишки пусть не путаются под ногами и убираются вон. Этих слюнтяев надо будет выпустить за границу, пусть себе едут, и априори объявить их врагами – народ любит бороться с врагами из своих, такая освежающая борьба способствует идеологическому укреплению общества.