В комнате царила приятная тишина. Кажется, даже мысли стали слышнее. Вскоре и солнышко выглянуло из-за тучки, наполнив комнату мягким светом. Я лежала, ощущая себя в уютной норке, в которой так славно было спрятаться от людей. Ничего не мешало, не раздражало.
Отдохнув с полчасика, я лениво встала, потянулась и обнаружила на столике пульт. Вероятно, от большого телевизора, висевшего на стене. Точно. Включила его. Нажав кнопку, добавила к изображению звук. Пока фоном шли новости, решила осмотреться.
Среди книг на стеллаже я обнаружила большое количество медицинской литературы с названиями, которые ничего мне не говорили. Различные справочники, изыскания, исследования. В кипе брошюр про какие-то кохлеары мне попалась папка с медицинскими заключениями Тимофеева с массой нечитаемых выражений. К ней прилагались данные КТ, МРТ, кипа всевозможных направлений, испещренных печатями.
Дрожащими руками, насколько хватило ума, я ознакомилась с заключениями трехлетней давности: черепно-мозговая травма, перелом височной кости, осложнения, мастоидит, оперативное вмешательство, потеря слуха. Читая страницу за страницей, я складывала в голове более-менее понятную картину того, что пришлось перенести капитану Тимофееву.
«Капитану», — об этом звании я узнала из военного билета. В другом документе значилось: «расторгнуть трудовой договор в связи с установлением инвалидности», в третьем: «назначить пенсию по инвалидности вследствие заболевания, полученного в период службы».
Я провела рукой по спутанным волосам и отложила бумаги. На ум тотчас пришли раны и шрамы, которые я заметила на его теле утром в «Старой пристани». Всё еще занятая мыслями о несчастьях, пришедшихся на долю Алексея, я достала с полки старый фотоальбом.
Фотографии в нем были цветными и достаточно свежими. Вот молодому Тимофееву лет пятнадцать, он, худющий как спица, сидит в рваной футболке, улыбается, играет на гитаре. Его непослушные светло-русые волосы лежат на плечах и кудрявятся мелким бесом. Ребята его возраста сидят полукругом, половина из них слушает исполнителя, остальные позируют фотографу.
На другом фото Алексей в забавной вязаной кофте с родителями на даче. На третьем — с худым парнишкой в коротких шортиках, ловко оседлавшем велосипед. Парнишке лет семь-восемь, в верхнем ряду не хватает пары зубов, но его улыбка четко копирует ухмылку Тимофеева. На следующем фото парнишке лет тринадцать, и я, пожалуй, начинаю его узнавать: это Артём, тот самый юноша из сыскного агентства.
Так и есть, вот они с родителями на новогоднем застолье в окружении бессчетного количества салатов и закусок. Оба юные, долговязые, но вполне узнаваемые.
Надо отметить, что его мама выглядела шикарно. Именно она и передала сыну по наследству эти лучистые светло-зеленые глаза. Отец выглядел подтянуто и строго: суровый взгляд, железная осанка. Чувствовалась воистину военная выправка. И даже упрямая копна каштановых волос была тщательно зачесана на пробор, не смея сопротивляться. Интересное семейство. Я улыбнулась.
Следующее фото было с выпускного: смеющиеся ребята с ленточками поперек груди, счастливые объятия, озорные девчонки в сатиновых платьях. У Тимофеева короткая стрижка, он выглядит крепким и уже знающим себе цену. Жизнь только начинается. Всё впереди.
Далее следовала вереница фотографий в веселой компании, где он обнимается каждый раз с новой девчонкой, одна краше другой. Студенческие годы. Тут одни парни: рослые, подтянутые, собранные. Далее бесчисленное множество фото бегущего в шортах и майке Тимофеева с прикрепленным значком с номером на спине, куча фотографий с различных соревнований: в процессе и на награждениях с медалями на шее. Защита диплома. Одно фото со службы: на плечах погоны с двумя звездочками, на лице хмурая ухмылка. Больше фотографий не было. Я закрыла альбом.
Осмотрев аскетично обставленную спальню с широкой кроватью, я не удержалась от того, чтобы заглянуть во встроенный платяной шкаф. От висевших в ряд рубашек исходил тонкий аромат свежего древесного парфюма. В коробке валялись носки, в основном белые, на полочке пылился слуховой аппарат.
Никаких женских вещей. А для чего, вы думали, я туда заглядывала? Да, именно за этим. Адски распирало от любопытства, хотелось убедиться в отсутствии соперниц.
В ванной на полочках я тоже не обнаружила ничего криминального: мужской шампунь, бритва и гель для душа. К счастью, опять никакой помады и никаких розовых зубных щеток.
Мне было невероятно комфортно в этой квартирке, так что я не удивилась, когда вдруг пришло в голову нарушить один из самых важных материнских заветов, гласивший: «Саша, никогда не принимай ванну, если болеешь». Разве же я болею? Мне так хорошо.