В тугом узле

— Как мне сказать отцу, что мне не нравится их мир? Получится, что он зазря надрывался, стал полуинвалидом, чтоб построить этот дом? Ведь он-то строил не для себя, а чтобы я потом им владел. А мне он не нужен! Понимаете?

Правда, чаще всего он уходил от подобных разговоров и продолжал жить своей жизнью. Но независимо от всего мы с симпатией относились к этому парню. Может быть, даже и завидовали ему в том, что у него нет необходимости серьезно напрягаться. Он казался веселым, уравновешенным малым, готовым во всем услужить. Вот и сейчас он предложил Рагашичу место у борта, чтобы можно было удобнее держаться, а он, мол, передвинется поглубже.

Миша же настолько непредсказуем, что никогда не знаешь, как на что он отреагирует. Вот и тут на предложение Марци он заржал:

— Двое слепых пришли и сели в кино…

— Это что, шутка?

— Разумеется, только не встревай до времени, мальчик. Словом, сели двое слепых в кино. В перерыве один спрашивает у другого, скажи, мол, тебе хорошо видно? Тот отвечает: нет. Тогда первый говорит: поменяемся местами…

Марци засмеялся и при этом так затряс головой, словно ему букашка залетела в ухо. Рагашич толкнул его в плечо:

— Не хохочи, браток. Над этим плакать нужно. Слепые — это мы, и сидим в кино. Хе-хе-хе…

Наш грузовик тем временем перекатился через рельсы; мы оставили за собой Шорокшар и ехали теперь по унылой блеклой местности, этакой черной прерии. Здесь когда-то были большие поселения болгар, их земли, хозяйства, пашни, луга, целина, выпасы, хутора и мызы с разбросанными повсюду избенками. Словно для образца и сейчас уцелело несколько… Вместе с эржебетскими лесами — унылая пустынная местность. Ниже их опоясывает речушка Дяли, а выше — Кишпешт и Лёринц. Тем не менее на карте это все — столица, сердце страны, город-метрополия. А здесь — еще один кусочек античного мира. Чудесное место. Потому что в Будапеште он вроде бы и есть, а вроде бы и нет. Когда нашему заводу стало тесно на его старой андялфёльдской базе, а сверху стали давить на промышленность, мол, выселяйтесь за черту Будапешта, наше руководство хитро решило, что и эти места вполне сойдут за периферию и нет смысла оседать далеко от основной базы. Вот и приобрели какой-то бывший хутор с необработанной, слегка холмистой землей. Теперь тут будет филиал завода. Но только модернизация очень дорого сто́ит, чем дальше — тем больше; стали возникать тысяча и одно препятствие, и стройка сильно замедлилась. Пока что здесь расположились большие заводские склады и обслуживающие их небольшие мастерские, а также несколько цехов по преимуществу планового профилактического ремонта. Правда, строительство все же продолжается, но темпы у него, как у улитки, и закончится оно, очевидно, лишь к концу двадцатого века.

Но, по крайней мере, здесь уже есть и народ и стройный порядок. Поднялись современные, на стальных каркасах здания, а вокруг царит мертвая тишина.

Большинство у нас не любило сюда выезжать, а я любил. Я считал, что, когда эта стройка полностью завершится, тут будет настоящий завод. Где уже не люди будут бегать, а материалы, где не человек будет поднимать конструкцию на станину, а умная и ловкая машина. При погрузке тоже не придется часами ждать кранов, потому что все операции должны производиться точно по графику. И двухдюймовая труба будет действительно двухдюймовой, и с болтами будет все в порядке, и резьба — без изъянов. А зимой в мороз руки не станут прилипать к металлу и летом не надо будет каждые два часа дуть воду из крана. Для всего будет свое место и все должно там находиться; и уже не придется неделями ожидать материал, запасные части или резервные детали. Словом, многое мне обещала эта стройка. Правда, подобный образцовый завод я видел пока только по телевидению или в кино. Иногда читал о таком в газетах, и тогда меня грызла мысль: вот ведь где-то есть же такое! Пусть даже на соседней улице, но не у нас. В то же время мне заранее становилось грустно от того, что когда-то придется покинуть наш мрачный, вонючий, шумный и тесный завод в Андялфёльде, где царит привычный хаос. Где наш сборочный цех мы с нежностью называем новым — ведь его реконструировали из старого крытого павильона, где когда-то давно трудяги — поденные рабочие сколачивали повозки, пожарные телеги, водовозные бочки. Павильон очистили, все убрали, покрыли бетоном, установили два парных крана и — пожалуйста: все возможности для достижения мирового уровня. Причем интересно, что мы и впрямь старались и в одном-двух изделиях действительно достигли его усилиями самих рабочих…

Здесь между зданиями, как в военном строю, — мачты освещения с прожекторными лампами. В Андялфёльде же укрепленные по стенам старомодные лампы под колпаками освещали преимущественно самих себя, и если кто из посторонних забредал на заводской двор к вечеру или на рассвете, то рано или поздно наверняка на что-нибудь натыкался. Стукнется с треском, потом начинает орать. Здесь же вся база залита ровным светом.