В.В. Тетрадь с рисунками на полях

Закончив писать, Моррис поставил дату, подпись и протянул лист коллежскому советнику. Тот бегло пробежал глазами написанное, кивнул и передал лист Ганцзалину, который теперь стоял у него за спиной.

– Что теперь? – спросил Моррис.

– Ничего, – отвечал Нестор Васильевич. – Теперь вы можете идти.

– Значит, я свободен? – американец, кажется, никак не мог поверить, что его отпускают так просто.

– Не смею вас больше задерживать, – вежливо отвечал Загорский.

Моррис несколько секунд сидел неподвижно. Потом медленно поднялся со стула и еще медленнее двинулся к двери. Загорский и Ганцзалин глядели ему вслед.

– А что будем делать с Картером? – негромко спросил Ганцзалин. – Ведь он чуть не украл проданные нам чертежи!

– Подумаем, – сказал коллежский советник. – Надо бы, конечно, наказать его за вероломство, но жалко Мэри…

Услышав это, мистер Моррис замер на пороге мастерской. Повернул голову к Загорскому.

– Мэри? – проговорил он каким-то каркающим голосом. – Вам жалко Мэри? Так ведь это Мэри заварила всю эту кашу! Именно она подговорила Картера украсть чертежи, именно она подготовила всю операцию… Если уж кого и наказывать, так это ее!

Ганцзалином озадаченно поглядел на господина. Тот чуть заметно улыбался.

– Вы знали! – воскликнул ошеломленный китаец. – Вы все знали про Мэри!

– Ну, не то, чтобы знал наверняка, – отвечал коллежский советник, – скорее догадывался. Признаюсь, мне жаль, что я оказался прав. Лучше бы я ошибся.

Ганцзалин только головой качал: вот и доверяй после этого женщинам! Поневоле вспомнишь многочисленные народные мудрости.

– А кстати, – сказал коллежский советник, – что на этот счет говорят русские пословицы и поговорки?

– Жена мужа любила – в тюрьме место купила, – слегка подумав, проговорил Ганцзалин.

– Не без того, – согласился Нестор Васильевич.

– Наша Мэри хуже дикого зверя, – увлекся помощник.

Загорский поморщился – нет, это чересчур.

– О женщины, вам имя – вероломство! – припечатал китаец.

Загорский покачал головой: это тоже не подойдет. Оскорбленный в лучших чувствах Гамлет красит всех женщин одним черным цветом. У Шекспира на этот счет есть куда более точная характеристика. И коллежский советник произнес негромко, устремив глаза в огромное окно, за которым бушевала метель.

«Она хитрей змеи, хотя скромней голубки,Чиста как херувим, как сатана лукава,Податлива как воск, но как железо ржава,Прозрачна как стекло, но чувства так же хрупки.

Бела как лилия, как лилия нежна,Во всем пленительна и фальши вся полна…»

– Это верно, – неожиданно кивнул мистер Моррис. – Чистая правда, как будто про мисс Остин писано.

С этими словами он отвернулся и, наконец, покинул мастерскую.

– Осторожнее, мистер Моррис, – вслед ему сказал Загорский. – На улице ночь и пурга, вас может занести.

– Про сравнению с тем, от чего он сегодня спасся, пурга – меньшее из зол, – философски прокомментировал Ганцзалин.

Он взял со стола подсвечник и пошел вдоль стен, разглядывая освещаемые свечами картины, выстроившиеся в ряд, словно солдаты бесконечной армии искусства. Загорский молча следил за ним взглядом. Коллежский советник знал своего помощника, как самого себя, и видел, что тот чем-то обеспокоен.

– Ну, – сказал он наконец, – что тебя тревожит, дружище Ганцзалин?

– Так, – отвечал китаец, – разные бессмысленные суеверия.

– А именно? – нахмурился Нестор Васильевич.

Несколько секунд помощник молчал, потом все-таки заговорил. На Верещагине висит индейское проклятие, которое должно было убить его в три дня. Вождь Бегущая Пума сумел отсрочить исполнение проклятия, но не снять его совсем. Он сказал, что если не найти сильного шамана, который обезвредит проклятие, Седому Медведю осталось всего три весны. Первая весна из отпущенных трех уже наступила, а они так и не нашли шамана. И говорите, что хотите, но после того, как Лунный Волк наложил проклятие на Верещагина, тот сделался совсем другим.

Коллежский советник глядел на помощника с веселым удивлением.

– Ганцзалин, ты, кажется, стал суеверным?

– Я, кажется, и был суеверным, – сердито пробурчал китаец.

– Неужели ты веришь во все эти истории с проклятиями? Это было просто отравление и ничего больше.

– А Бегущая Пума, который взял часть этого проклятия на себя? Кто отравил его – да так, что он погиб от пули Картера?

Коллежский советник только головой покачал. Ну, хорошо, вот вернется Верещагин в Россию, они немедленно найдут для него шамана.

– Самого лучшего шамана найдем, – говорил Загорский. – Иван Петрович Павлов, Николай Васильевич Склифософский, Илья Ильич Мечников – выбирай любого.

– Это не шаманы, а врачи, ученые, – хмуро отвечал Ганцзалин. – А нам нужен настоящий шаман…