Наиболее вероятным кандидатом Загорскому казался внедренный в русское консульство американский шпион. Он уже даже начал присматриваться к совершенно конкретному человеку. Однако в результате проведенного им небольшого расследования выяснилось, что был еще и четвертый вариант. Кто же был этот четвертый, с которым мистер Моррис вступил в сговор?
– Мне надоело слушать ваши идиотские измышления, – грубо отвечал мистер Моррис. – Я американский гражданин, я дипломат, и я требую отпустить меня или немедленно вызвать сюда консула.
– Дойдем и до консула, – отвечал Загорский, – всему свое время. Вычислить вашего сообщника, точнее сказать, сообщников, оказалось не так трудно. Об изобретении инженера Тимоти знал крайне узкий круг лиц, и я почти всех сейчас перечислил. Неназванными остались только двое: Мэри Остин и Оливер Картер.
Тут удивился даже Ганцзалин.
– Шутите? – спросил он. – Шутка ложь, да в ней намек, шпионам всяческим урок. Зачем Мэри было красть чертежи, которые она только что сама продала России?
Загорский хмыкнул. Об этом они говорили еще в Америке. Чертежи попали ей в руки слишком поздно, она не успела сделать с них копию. А ведь изобретение мистера Тимоти вполне можно было бы продать во второй раз – Америке, Франции, Германии, да хоть той же Японии, у которой с нами давно назрел серьезный конфликт. Вероятно, довольно скоро страна Восходящего солнца вступит в войну с Россией, и сверхбыстрая субмарина тут будет очень к месту. Таким образом, продав чертежи кому-то еще, американские голубки могли бы получить двойную, а то и тройную выгоду.
– Но как они снеслись с Моррисом и, главное, как он согласился на эту аферу? – Ганцзалин, похоже, был по-настоящему удивлен. – Третий секретарь американского посольства вряд ли стал бы связываться с незнакомыми проходимцами.
– С незнакомыми – ни к коем случае, – согласился коллежский советник. – Но кто тебе сказал, что они незнакомы? Вернувшись в Россию, я попросил своего шефа, хорошо знакомого тебе тайного советника С. достать мне досье на всех американских дипломатов. Бумаги мне привезли сегодня вечером, я успел их наскоро проглядеть. И – о чудо! – у одного из них обнаружился единоутробный брат по имени Оливер Картер. Как легко догадаться, этим дипломатом оказался сидящий перед нами мистер Моррис.
– Тогда все понятно, – кивнул китаец.
– Да, тогда все становится на свои места, – согласился Нестор Васильевич. – Потому что одно дело – незнакомый жулик и совсем другое – брат.
Моррис посмотрел на них устало и сказал, что они сошли с ума, причем оба сразу. Они, кажется, собирались отдать его в руки полиции? Сейчас для этого самый подходящий момент.
– Нет-нет, полиции мы вас не отдадим, это было бы слишком просто, – покачал головой коллежский советник. – Вы дипломат, полиция будет вынуждена вас отпустить, и вы, как ни в чем не бывало, отправитесь по месту службы в Санкт-Петербург. Если в американском посольстве возникнут вопросы, какого черта вы полезли в чужой дом, вы сочините какую-нибудь романтическую историю о неразделенной любви к госпоже Верещагиной. В самом крайнем случае вам поставят на вид ваше безнравственное поведение и переведут служить в другую страну. Вы, разумеется, очень бы на это рассчитывали. Однако это было бы слишком мягким для вас наказанием.
– Чего же вы хотите? – кажется, впервые голос Морриса дрогнул.
– Я хочу дать делу законный ход. Я хочу вызвать вашего консула и объяснить, почему вы на самом деле здесь оказались. Уверяю вас, ваше начальство не придет в восторг, узнав, что вы решили провернуть подобную операцию частным образом, заботясь не об Америке, а о собственном кармане. Таким образом, вы, как государственный служащий, стали нарушителем не только российских законов, но и американских. Я не говорю о том, что карьера ваша кончена – это само собой разумеется. Я предлагаю вам подумать о других, более серьезных последствиях.
– Я понял, я все понял, – с досадой проговорил Моррис. – И потому спрашиваю вас: чего вы хотите?
Загорский несколько секунд молча глядел на него, потом улыбнулся.
– Ганцзалин, – сказал он, – бумагу и перо.
Помощник открыл выдвижной ящик стола, вытащил стопку белой бумаги, положил перед американцем. Пододвинул к нему чернильницу с пером.
– Пишите, – сказал коллежский советник.
Американец вытянул вперед руки, скованные наручниками. Ганцзалин подошел, снял с него наручники. Моррис растер запястья, взял перо в руку.
– На каком языке писать? – спросил он.
– Пишите по-английски, – отвечал Загорский, поколебавшись самую малость. – Готовы?
– Да.
– «Я, третий секретарь посольства США в Российской империи Чарльз Джошуа Моррис, обязуюсь…»
Перо, бойко бежавшее по бумаге, вдруг застыло в руке Морриса.
– Вы собираетесь заставить меня сотрудничать с русской разведкой? – в голосе его звучала безнадежность.
Загорский пожал плечами.
– Кто говорит о разведке? Вы будете сотрудничать лично со мной.
– И все?
– Там видно будет…
И Загорский стал диктовать дальше.