Михал Святославич опустил руку под куртку и достал оттуда медальон на кожаном шнурке. Две восьмиконечные свастики — как бы наложенные одна на другую — словно катились в разных направлениях.
— У бура у этого, — продолжал он, — видно на почве национал-социализма с головой совсем нехорошо было. Решил он, что бабка — агент арийской нации, тем более, что штука эта, сами видите, на свастику похожа, хотя это называется "святовит". Положил её в карман и махнул прямиком наружу из избы. Видит — часовой на месте. Наверное, бабку он помянул нехорошим словом, только возвращаться-то уже поздно было, часовой прямо на него смотрит… и не видит. В общем, так отец этого моего спасителя и выбрался к своим. Почему спасителя? А потому, что бур этот меня и правда до границы довёз и отпустил. А по дороге ещё кое-что объяснил… Отец его до конца своих дней мучился, что не может медальон вернуть. И сыну перед смертью так сказал: "Ты встретишь человека оттуда. Отдай ему эту вещь, иначе мне не будет покоя." Вообще-то буры — фанатичные протестанты. Но христианской религии — две тысячи лет. И её претензии на какие-то "истины" — это претензии двухлетнего ребёнка, который пытается командовать сорокалетним человеком. Об исламе я вообще не говорю — это семимесячный карапуз, оручий, писающийся и злобный… Так вот. Далёкие предки этого бура были годи — языческие жрецы германцев. Бабуля-колдовка это почувствовала. И решила спасти того, кто был ей близок по духу… Я у себя всё честно рассказал. Ну, мне сообщили, что под воздействием и в следствии я слегка умом повредился, дали полгода отпуска и путёвку в Сочи. Я настаивать не стал. Только потом заметил одну вещь: стал я догадываться, о чём люди думают. Как поступят. Куда посмотрят. И вообще… — Михал Святославич поднялся на ноги, — идти пора. А то вернёмся в темноте, а там ещё дел…
6.
Кем бы там ни был в прошлом Михал Святославич, но личное время своих юных подопечных он соблюдал "от и до". Валька уселся за компьютер — пошарить в Интернете по старой привычке, включил запись ансамбля "Песняры" — последнее время в нём проснулся интерес к народной белорусской музыке. Витька какое-то время перебирал снаряжение, потом позвонил в село Альке, но не застал её и в конце концов отправился в кабинет к леснику.
— Можно? — поинтересовался он, останавливаясь в дверях. Михал Святославич, сидевший над какими-то графиками, в которых мальчишки ещё только начали разбираться, кивнул и поднял голову:
— Конечно. Что там у тебя?