Ва-банк

Уже в самолете на обратном пути в Каракас я потешался над теми, кто возомнил себя хозяевами своей судьбы, способными построить будущее и предвидеть события на ближайшие год или два. Черта с два, Папи! Даже самый точный, самый расчетливый, самый гениальный устроитель собственной судьбы в действительности не что иное, как просто игрушка в руках непредсказуемой судьбы. Можно быть уверенным только в настоящем, все остальное неизвестно и называется везением, невезением, судьбой. Или – еще лучше – тайным и непостижимым перстом Божьим.

Единственное, что важно в жизни, – это никогда не признавать себя побежденным и после каждой неудачи начинать все сначала. Что я и собирался сделать.

* * *

Перед отъездом из Каракаса я навсегда распрощался со своими друзьями. Мой план был рассчитан на такой ход событий: откопать кубышку, проехать через другие страны, минуя Венесуэлу, переделать драгоценности, чтобы их не опознали, а после продажи камушков отправиться в Испанию, откуда легче всего нанести визит прокурору и компании. Теперь можете себе представить боевой клич, которым встретили мушкетеры мое появление на пороге гаража. Затем был обед, праздничный пирог по случаю моего возвращения и четыре цветочка от Деде на столе. Мы выпили за воссоединение нашей команды, и жизнь вновь завертелась на всю катушку. Правда, беспечности у меня поубавилось.

Я чувствовал, что Алехандро и Делоффр имеют на меня виды, но пока не раскрываются. Бьюсь об заклад, это связано с государственным переворотом, хотя они хорошо знали мое отношение к этой затее. Меня часто приглашали к Делоффру пропустить стаканчик вина или отобедать. Еда превосходная, и без свидетелей. Делоффр готовил все сам, а Виктор, его верный шофер, прислуживал нам за столом. Мы болтали о всякой всячине, но в конце концов разговор всегда сводился к главному: генералу Медине. Это-де был самый демократичный и либеральный президент Венесуэлы, за годы его правления не было ни одного политического заключенного, никто никогда не преследовался за свои убеждения. Он проводил политику мирного сосуществования со всеми государствами и режимами, восстановил дипломатические отношения даже с Советским Союзом. Он был так хорош, так благороден и так любим народом за свою простоту, что однажды во время празднеств в Эль-Параисо его вместе с женой торжественно несли на руках, словно тореро.

Своими вечными разговорами об этом замечательном Медине, который ходил по Каракасу в сопровождении лишь одного адъютанта, посещал кинотеатры, как простой смертный, Алехандро и Делоффр почти убедили меня в том, что любой мужественный и честный человек просто обязан внести посильный вклад в дело возвращения бывшего президента к власти. И самыми черными красками мне расписывались несправедливость и гонения, развязанные функционерами нынешнего правительства против определенной части населения. А чтобы этот необыкновенный президент стал мне еще более симпатичен, Делоффр среди самых высоких достоинств генерала отметил его страсть гульнуть по первому разряду и при этом не замедлил упомянуть, что был близким другом Медины, хотя последний знал о его побеге с каторги. Для себя я отметил также, что Делоффр потерял все во время последней революции. Какие-то загадочные «мстители» разграбили его шикарный ресторан-кабаре, куда Медина и высшее общество Каракаса частенько захаживали пообедать или провести время. Наконец, почти убежденный – и зря, как потом выяснилось, – я стал подумывать об участии в государственном перевороте. Мои сомнения рассеялись полностью (я должен это сказать, потому что хочу быть откровенным), когда мне были обещаны солидные деньги и все необходимые средства для приведения в действие моего плана мести.

В ночь накануне выступления мы собрались у Делоффра. Я – в форме капитана, Делоффр – в мундире полковника.

Начали плохо. Чтобы опознать друг друга, гражданские заговорщики условились надеть зеленые нарукавные повязки и обменяться паролем «Арагуа». К двум часам ночи все должны были собраться в условленных местах, но около одиннадцати вечера на улице появился единственный в Каракасе фиакр, в котором четверка вдрызг пьяных молодцев во всю мочь горланила песни под гитару. Эти идиоты остановились напротив нашего дома, и, к своему ужасу, я услышал, что они распевают куплеты с более чем прозрачным намеком на государственный переворот, который совершится ночью. Один из них крикнул Делоффру:

– Пьер! Пришел конец кошмару! Наконец-то сегодня ночью! Мужество и доблесть, amigo! Вернем к власти нашего отца Медину!

От безмозглых дураков хорошего не жди! Любой фраер донесет полиции, и через несколько минут жди ее к себе в гости! Я вскипел от негодования, и было от чего: в машине три бомбы – две в багажнике и одна на заднем сиденье под ковриком.

– Хороши же твои сообщники! Если они все такие, то нам нечего беспокоиться, лучше прямо идти в тюрьму!

Делоффр расхохотался, и так беззаботно, как будто собирался на бал и разглядывал себя в зеркале, любуясь формой полковника.