Вагончик мой дальний

В другой бы раз Ван-Ваныч, всплескивая руками, посетовал на такую нерадивость, а возможно, сам прополол бы грядку. Он до спазмов в желудке переживал любую бесхозность на земле. Но сейчас он ничего этого не заметил. Лишь бегло оглянулся и сразу приступил к разговору. А разговор был о том, что мне за убийство красноармейца угрожает “вышка”. То же что расстрел. И у него нет никаких сомнений, что меня не пощадят. Поэтому… Он сделал паузу и снова оглянулся.

Боялся, что не успеет договорить. Поэтому он предлагает взять вину на себя.

– А вас пощадят? – спросил я прямо.

Так же прямо, глядя мне в глаза, он отвечал:

– Нет, Антон. Меня тоже не пощадят.

– Так в чем же дело? – Кажется, я говорил грубовато. Но ведь и его предложение было не из самых приличных.

Ван-Ваныч постарался не заметить моего тона.

– Разница лишь в том, что это, – он выделил слово “это”, – произойдет не с тобой, а со мной.

Я сразу же отверг его предложение. Я сказал, что не согласен. И вообще не понимаю, о чем он говорит.

– О твоем спасении, майн херц!.. Ну подумай сам! – продолжал он торопливо. – Ты не можешь отрицать, что я прожил свое. Впереди у меня ничего нет: ни семьи, ни детей, ни дома. А у тебя все впереди…

Подумай, Антон!

– Уже подумал! – сказал я резко. – Виноват и буду отвечать.

– Да, я так и предполагал, – произнес он после короткого молчания.

Он, кажется, не обиделся, только лицо его и дурацкие усики нервно подергивались. – Я знал, что ты такой, что ты откажешься… Но разреши поговорить с Зоей?

Я с облегчением завершил наш разговор. На него, если честно, ушли все мои силы. Я сел на завалинку, наблюдая издалека, как он разговаривает с Зоей. Частью до меня доносились слова, все те же, про семью, про дом, которого у него нет. И нет возможности вернуться на родину, да и кто его пустит! А впереди в лучшем случае вагончик, но скорей всего колония для ссыльных немцев… Это не жизнь, правда?

Зоя помалкивала, глядя себе под ноги. Иногда бросала в мою сторону недоуменные взгляды. Этот разговор тяготил ее.

– Я прошу вас убедить Антона! Ради вашего будущего, и вас, и ваших детей… Ну?

– А у нас есть будущее? – спросила Зоя.

– Думаю, да.

Зоя не стала отвечать так категорично, как я. Кажется, Ван-Ваныч своим напором, своими доводами поколебал ее.

Сейчас я знаю, что мой первый позыв был самым верным. Нельзя было соглашаться на уговоры. Но мы и не согласились. Мы не сказали ни

“да”, ни “нет”. И это все решило. Ван-Ваныч знал, как убедить женщину. Я не слышал его последних слов, они были произнесены негромко. Оказывается, он спросил ее: “Вы же любите Антона? Вы же хотите, чтобы Антон был живой?”

– Хочу, – отвечала покорно Зоя.

– Ну так спасайте его! Я протягиваю вам руку!

27

Следствие оказалось недолгим. Проходило оно в районном центре, где из-за отсутствия тюрьмы меня держали под стражей в том же здании, где находилась прокуратура. Потом перевели в областной центр, в

Курган. Я ничего не скрывал. Рассказал подробно, как

Петька-недоносок, его фамилия, оказывается, Сидоров, домогался моей жены и при этом угрожал мне винтовкой. Описал и все остальные подробности той страшной ночи.

Следователь, моложавый, но с пролысиной, в пенсне, был похож скорей на научного работника или на учителя, если бы не военный мундир, который ему, как говорят, личил. Звали его Евгений Иванович.

Разговаривал он вежливо и все, что я рассказывал, до слова записывал на каких-то листках.

– Так Зоя – ваша жена? – спрашивал он в который раз.

– Моя жена, – отвечал честно я.

– Вы с ней сами так решили?

– Да. Хотя мы не расписаны.

– Ну кто же вас распишет? – не без легкого удивления говорил он. -

Вы же утверждаете, что вам шестнадцать лет?

– Шестнадцать. И два месяца.

– А чем это можно подтвердить?

Я молчал.

– Ну может, какие-то справки, – подсказывал он. – Метрики?

– У меня на руках ничего нет. Если только у этих?

– У кого “у этих”? – спрашивал он. – Вы имеете в виду штабистов из эшелона?

– Да.

– Филькина грамота – вот что у них есть! – отмахивался он. – Но хочу вас предупредить. С восемнадцати лет вы проходите совсем по другой статье. А предположим, вы намеренно скрываете, занижаете свой возраст?

– Я не скрываю.

– Ладно. Но если вы такой честный, объясните, почему ваши показания противоречат показаниям гражданина Иогана Фишера, он же Иван

Иванович Рыбаков? Гражданин Фишер-Рыбаков, например, утверждает, что это он убил красноармейца Сидорова?

– Это он сказал?

– Да. Он сознался. И не просто сознался. Он подробно описал и показал в ходе следственного эксперимента, с выездом на место происшествия, как он наносил удары пострадавшему Сидорову, а его свидетельство, кстати, подтверждает ваша, как вы ее называете, жена.

Желаете, я могу вам зачитать показания гражданина Фишера-Рыбакова?

– Нет, – сказал я.

– Ваше право. Тогда перескажу своими словами. Гражданин