– В ссорах с турками ты преуспел, как никто! – заулыбался Матьяш. – Султан не примет тебя под своё покровительство, даже если ты сам станешь просить об этом. Именно такой человек нужен мне сейчас – человек, который не отправится на поклон к султану.
– Кузен, твои нужды мне понятны, – сказал Влад, взяв, наконец, свой кубок со стола, – но разве я такой человек? Двенадцать с половиной лет назад ты подозревал меня в намерении покориться туркам. Ты говорил, что, несмотря на тяжкие оскорбления, которые я нанёс султану, я стремился к миру с нехристями. Я ведь вроде бы вёл с султаном переговоры… Разве не за это я сидел в темнице?
«Помалкивал бы лучше. Ведь ты всё ещё под арестом», – советовал разум, но Влад, как обычно, не смог сдержаться. Даже долгое заточение не изменило язвительную натуру, однако король не разгневался. Или он ожидал подобного вопроса?
– Как я теперь полагаю, это обвинение было ложное, – ответил Матьяш. – Брашовяне ввели меня в заблуждение, – однако этот разговор был монарху всё же не очень приятен, и Его Величество поспешил заговорить о другом: – Знаешь, кузен, меня очень удивляет, что ты спрашиваешь о своих землях, как будто у тебя не осталось больше ничего. А как же твой сын, к примеру?
– О его судьбе что-нибудь известно? – встрепенулся Влад.
– Кузен-кузен, за кого ты меня принимаешь! Конечно, известно. Причём мне известно лучше, чем кому бы то ни было. Ведь я позаботился о твоём отпрыске, о его воспитании, даже устроил на временную должность здесь, при дворе, пусть не болтается без дела.
– Когда я могу увидеть моего сына?
– Тебя проводят, – махнул рукой король и добавил. – Ты уж не обижайся, кузен, но стража будет сопровождать тебя повсюду вплоть до того дня, когда состоится обговоренная нами свадьба. Женишься на моей кузине, и тогда наш с тобой договор окончательно вступит в силу, а пока мои люди присмотрят за тобой. Знаешь, воздух свободы имеет свойство пьянить, а во хмелю даже умный человек порой совершает глупые поступки.
…Все эти годы в отцовской памяти жил немного робкий, но любознательный мальчик шести лет, который хорошо говорил по-румынски, но начинал сыпать турецкими словами, если рассуждал о чём-то для себя новом и непривычном. Конечно же, этот «турчонок» давно исчез. Вместо него перед родителем должен был предстать незнакомый юноша. Нынешней весной юноше исполнилось девятнадцать. Воспитывали его чужие люди. Наверное, к нему и обращаться следовало только по-венгерски? Другой язык он бы вряд ли понял.
Пока Влад размышлял так, его ввели в большую немного сумрачную комнату, всю занятую столами, на которых стопками лежали книги – сотни и сотни. Особый зал близ часовни только достраивался, поэтому королевская библиотека временно хранилась по другим местам, в том числе здесь.
Библиотекарям было не до отдыха. За последние несколько лет у короля заметно прибавилось фолиантов, и всем им требовался уход, поэтому служители с утра до вечера смахивали пыль, чинили переплёты, переплетали некоторые книги заново или выполняли другую необходимую работу.
В комнате, куда вошёл Влад, некий престарелый хранитель, перелистав очередной том, как раз вкладывал в середину между страницами небольшой отрезок тоненькой полупрозрачной кожицы с золотистой чешуёй. Змеиные шкурки – лучшее средство от книжных червей. На столе стоял поднос со множеством таких шкурок. Ещё много десятков книг нужно было осмотреть и вложить «закладку».
Чуть поодаль проводилась ревизия. Ревизор, склонившись над исписанными листками, что-то помечал на них грифельком. Двое помощников по очереди подносили ему фолианты и, вслух зачитав название, несли по разным углам. Один из помощников был совсем юным, младше всех в этой комнате. Казалось бы, в таком возрасте не очень интересно день-деньской посвящать библиотечным делам, но нет – юноша выглядел довольным. Он увлечённо занимался ревизией книг и каждому новому названию радовался, словно открытию новой страны.
– Так… это что у нас? – бормотал ревизор.
– Пиетро Паоло Верджерио! – провозгласил молодой хранитель. – Де ингениус морибус ак либералибус студиис.
– Неси к философам.
Хранитель отправился к указанному месту, но положил свою ношу не в одну из стопок, а на край стола – наверное, чтобы после окончания работы изучить книгу повнимательнее.
«Неужели это и есть плоть от плоти моей? Скромность, почтительность, исполнительность. Откуда они взялись?» – подумал Влад, а сопровождавший его королевский слуга подошёл к юноше и что-то сказал.
Наблюдая издалека, отец подмечал: «Сын не удивлён, но озадачен. Наверное, его предупредили заранее, но не сильно заранее. Радости особой не заметно, неприязни тоже».
Встреча предстояла короткая, потому что король, отпуская Влада к сыну, особо отметил это:
– Вы ещё успеете наговориться вдоволь. Когда женишься, я отпущу твоего сына, чтобы он мог переехать в твой дом.
Что можно успеть сказать за полчаса или около того, стоя почти на виду у всех, близ окна, и к тому же зная, что разговор хорошо слышен?
– Ну что ж… Вот мы и встретились, сынок.
– Да, отец.