Валерий Гаврилин

Но от спектакля остались не только песни: на долгие годы сохранились и тёплые, дружеские отношения Гаврилина с создателем пьесы — выдающимся драматургом и поэтом Александром Моисеевичем Володиным. Наталия Евгеньевна поделилась воспоминаниями: «Машинописные листочки с его стихами — ведь они нигде не издавались — Валерий бережно хранил, а потом, когда их накопилось много, переплёл в две тонкие книжечки. Через много лет появился и романс на стихи Володина «Простите меня», и песня «А девушки бегут…». В 1995 году, когда в альманахе «Петрополь» были напечатаны «Монологи», Александр Моисеевич подарил их Валерию с дарственной надписью: «Валерий, я Вас люблю. Володин» [21, 157].

Дружески-творческие взаимоотношения продолжались у Гаврилина со многими соавторами. После спектакля «Через сто лет в берёзовой роще» и «Скоморохов» Валерий Александрович ещё раз обратился к текстам Коростылёва: он написал музыку к спектаклю по его пьесе о Пушкине — «Шаги командора»[132]. Премьера на сей раз состоялась в Москве, в Государственном академическом театре им. Вахтангова 14 сентября 1972 года (режиссёр А. Ремизова).

Из рецензии журналистки и писательницы Татьяны Тэсс (газета «Известия»): «Музыка не иллюстрирует сценические события, а как бы ведёт о них свой самостоятельный рассказ — то нежный, то суровый, то полный тревоги и боли. Завершает спектакль прекрасный реквием с хором мальчиков. И долго потом, когда покидаешь театр, звучит в нашей памяти, в нашей душе музыка реквиема, высокий и чистый голос, скорбящий о великом поэте, гибель которого мы вовеки не сможем ни забыть, ни простить» [42, 264].

Рукопись Гаврилина частично сохранилась, поэтому можно сделать вывод, например, о том, что тема вступления к 4-й картине была найдена Мастером при работе над фортепианной миниатюрой «Тройка», а позже стала одной из тем «Перезвонов» (часть «Дорога»), Ранее была сочинена и тема первого номера «Шагов…»: она основана на том самом мотиве времени из спектакля «Через сто лет в берёзовой роще». В «Шагах командора» эта часть, кстати, так и называется — «Часы».

Разумеется, новое открытие творчества Коростылёва (после «Ста лет…») было радостным. И когда вышли в свет пьесы Вадима Николаевича, автор подарил их Гаврилиным с надписью: «Любимейшим ленинградским! — Гаврилиным! — с любовью, нежностью и почитанием! Вадим Коростылёв» [21, ИЗ]. Но работа в Москве вряд ли доставляла Гаврилину удовольствие. В дневниковых записях (20–24 марта 1972 года) Наталия Евгеньевна отметила: «Валерий приглашён режиссёром Александрой Исааковной Ремизовой в Театр им. Вахтангова писать музыку к пьесе В. Коростылёва. Работает в Москве, в театре. Неприятные разговоры об оплате с замдиректора театра, такой, например: «Мы вас не знаем, платим по самой низкой расценке. Не знаем, почему вас хочет режиссёр». Еле-еле выплатили аванс, и то не полностью, а за проезд и проживание в гостинице не платят ничего. Там, в Москве, написал семь номеров» [21, 161].

Ещё из дневниковых записей Гаврилиной о том, как протекала работа над спектаклем: «Разговаривала с Александрой Исааковной Ремизовой. Она сказала, что всё в порядке, музыка прекрасная. Одно только жаль: опять дома ни единой ноты, а из Москвы это выцарапывать для переписки очень сложно. Оркестранты очень хорошо приняли музыку. Согласны были даже записываться две смены кряду. Особенно, конечно, понравился реквием.

Должен был быть прогон всего спектакля. <…> Сначала шла репетиция картины Карамзиной с Натали (Юлия Борисова). Отрабатывалась каждая фраза, причём в основном с голоса, каждое движение, подгонялась музыка. Меня удивило, что все эти мизансцены не были продуманы раньше. Ведь это уже перед самой премьерой! Пушкин же вообще какой-то резонёр — темперамента никакого. А в сцене разговора с Устряловым так всё скучно, что я уже начала засыпать. Может быть, Лановой репетировал вполсилы, может быть, он измотался, так как ждал своего выхода около трёх часов. Музыка идёт хорошо, тема Натали звучит дважды в начале картины и более напряжённо — в конце, но всё-таки очень долго стоит актриса неподвижно на фоне музыки. То же самое — с финалом. Реквием звучит чудесно, но когда стоят неподвижно столько времени даже под такую музыку — это очень тяжело для восприятия и вообще весь эффект пропадает» [Там же, 167–169].