Читаем «Валгаллы белое вино…» полностью

Если бы мы поставили перед собой цель — реконструировать мандельштамовский образ Германии, тексты Мандельштама стали бы предметом собственно культурологического, а не филологического вопрошания. Это не значит, что к этому вопросу мы не обращались вовсе, но прежде всего нас интересовало, «как сделана» немецкая тема в произведениях Мандельштама.

Первоначальным критерием отбора текстов для анализа стало появление в них образов и мотивов немецкой поэзии и мифологии (Лорелеи, Валгаллы и т. п.), упоминание имен деятелей немецкоязычной культуры (Лютера, Баха, Шуберта и т. п.), а также названий немецких и австрийских городов и других географических реалий (Рейн, Кельн и т. п.). Заслуживающими внимания мы считали и те тексты, в которых появляются слова немецкий, германский, Германия. Исключительные случаи оговариваются нами по ходу работы. В процессе своего развития немецкая тема у Мандельштама обрастала определенными семантическими признаками и сигнальными словами. Поэтому в разбор были включены и стихотворения, содержащие немецкую тематику имплицитно.

В настоящей работе была предпринята попытка на материале конкретных текстов выяснить, чем мотивировано появление немецкой образности в том или ином стихотворении Мандельштама. Этот вопрос напрямую связан с изучением той роли, которую немецкая тема играет как в отдельных текстах, так и в творчестве Мандельштама в целом. Поэтому мы рассматривали эту тему не саму по себе, а во взаимосвязи с особенностями поэтики Мандельштама и идейно-образным и лексико-синтаксическим строем каждого конкретного текста.

Наша основная задача состояла в том, чтобы проследить эволюцию немецкой темы в поэзии Мандельштама. Поэтому тексты анализировались в хронологическом порядке (исключения оговариваются). Речь идет не просто о соблюдении элементарных принципов историзма — сам Мандельштам, в отличие, например, от Ахматовой, придавал хронологии большое значение, в своих сборниках он расставлял стихи хронологически и даже, согласно воспоминаниям современников (Эйхенбаум 1987: 532), читал их хронологически.

Адекватное решение вопроса о мотивации и функциональности немецкой тематики предполагает идентификацию тех русских «текстов-посредников» немецкой культуры и литературы, на которые Мандельштам опирается при разработке немецкой темы. В то же время наша работа была призвана не только показать, что именно из немецкой культуры было введено Мандельштамом в поле своего поэтического зрения и из каких источников, — мы стремились ответить на вопрос, что означал сам факт обращения к немецкой тематике в контексте литературной полемики 1910-х годов или же изменений литературного быта в 1920–1930-е годы.

Желание определить актуальность немецкой тематики для поэтики самого Мандельштама и читательского опыта его современников предопределило выбор методики. Установка на осторожное раскрытие чужих эстетических систем располагает исследователя к работе наиболее аутентичными средствами. В случае Мандельштама такой подход оказывается вдвойне оправданным и плодотворным, поскольку его филологическая культура и поэтика формировались в годы расцвета русской литературоведческой науки. Так называемый «серебряный век» русской поэзии был «золотым веком» русской филологии. Мандельштамовская поэтика напрямую связана с современными ей филологическими и историко-литературными концепциями. Поэтизацию и тематизацию историко-литературных фактов в творчестве Мандельштама следует рассматривать рядом с формалистской теорией и практикой исторического изучения «литературности». С 1910-х годов филолог становится имплицитным читателем литературы вообще и поэзии в особенности, читателем, с которым считается и на которого рассчитывает автор. Метапоэтичность модернизма является не просто авторефлексивностью, но еще и рефлексивностью филологической. Поэтому оправданным и закономерным нам показалось привлечение к исследованию немецкой темы в творчестве Мандельштама филологической мысли его современников[18]

.

Применительно к интересующей нас эпохе можно говорить о весьма проницаемой границе между художественной и научно-критической литературой. Это дало нам возможность рассматривать тексты опоязовцев и околоформалистских историков и теоретиков литературы одновременно и как источники, и как исследовательские работы. Идеи и опыт современных Мандельштаму филологов, для которых поэт был не только автором стихов, но и компетентным собеседником, легли в основу современного мандельштамоведения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное