Валютчики

— Вниз, — ответил Тамаз, садясь за руль.

Вниз означало толкать «Бэху» по узкой дороге с частыми поворотами, которые вряд ли удастся пройти на скорости, но выбора не было. Кивнув повернувшемуся ко мне Давиду, я уперся ладонями в капот. Хрустнув колесами по гравию, машина тронулась. Присоединившийся Давид все пытался передать свое презрение то ли к Тамазу, то ли к его машине, но меня волновал только аккумулятор, поэтому игнорировал все его артистические потуги.

«Бэха» покатилась. До поворота было метров семь и если Тамаз не сможет завести сразу…, что будет, даже думать не хотелось. Скрепляющий мое тело пояс уже слился с мокрой от пота футболкой, и я прям чувствовал, как он подбирается к печени. Кто-то из мудрых учил, что причины неудач нужно искать в себе самом, но я не Конфуций и точно знал, что, вернее кто, причина всех этих приключений. Машина покатилась, но скорость была недостаточной. Рявкнув на Давида, я наподдал и дело пошло. До поворота было уже меньше метра, когда я увидел кивнувшего мне Тамаза и отпустил капот. Раздался негромкий стук, «Бэха» резко встала, с шорохом тормозя на гальке, заглушая остальные звуки. На мгновение показалось, что мотор завелся, но громкий чих и унылое лицо хозяина древней «Бэхи» убили надежду на скорое решение очередной проблемы.

Тамаз вышел из машины, посмотрел за поворот, повернулся ко мне.

— Там в горку, задом точно не разгонимся, — прикинул расстояние от нависающей над дорогой скалы до пропасти, — и здесь не развернуться! Придется ждать, пока кто-нибудь не проедет.

Положение было идиотским. Мы на горном проселке, где за все время пути не встретили ни одного автомобиля, и торчим с заглохшим мотором в какой-то ложбине на серпантине, где даже не развернуться!

Я посмотрел на статую под названием «Давид предупреждал».

— Марат же по этой дороге поедет к себе?

— Не знаю. Эта через Владик, а та, что вдоль реки, прямо к его селу ведет.

— То есть, здесь он не поедет, — резюмировал я, скорее, чтобы привыкнуть к мысли о спасении утопающего и в чьих оно руках.

— Есть карта?

Тамаз посмотрел на меня с удивлением, пожал одним плечом.

— А сколько километров до Владикавказа? — Я как робот собирал информацию, стараясь не смотреть на оробевшего Давида.

— 35, — подумав, уточнил, — может, 40. Не близко, в общем.

Вспомнился армейский марш-бросок на 25 километров по жаре до 50, с полным боекомплектом и бьющим по ляжкам противогазом. Дошла половина полка, и я был в другой. Не сказать, что воспоминание придало уверенности, но злость тоже подходила.

— Ладно, — я посмотрел на Тамаза, — мы с Давидом пойдем пешком. Если встретим кого-нибудь, попросим помочь тебе. Не встретим, пришлем машину из Владика.

— Да подожди, куда так торопишься? Еще покурим, а?! — Тамаз казался огорченным, что было вполне объяснимым.

— А если не проедет? Нет, лучше мы пойдем. Если кто-нибудь появится, заведешься и догонишь нас.

— Ладно, — Тамаз кивнул, — ты уж прости, что так, — посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Давида, — идите до развилки примерно километр. Там указатель. Не заблудитесь.

Кивнув, я достал из машины свою сумку и двинулся вверх по дороге, стараясь не дышать поднятой нами пылью. Шорох гальки за спиной и недовольное сопение подтверждали наличие спутника, которому я с большой радостью надавал бы подзатыльников — теперь мне еще и отвечать за гордого малолетку. Не оборачиваясь, кинул Давиду:

— Не отставай.

И прибавил шаг, надеясь, что не сдохну в таком темпе раньше юнца…

Вряд ли мы напоминали Бендера с Кисой, бредущих по Военно-Грузинской дороге, но что-то общее присутствовало — кругом горы, я правнук турецкоподанного, сбежавшего с исторической родины еще во времена Первой мировой. Аналогии так и лезли, особенно после того, как Давид достал из пакета похожую на колбасу чурчхелу, жестом предлагая мне половину. Недоставало лишь отца Федора, хотя в нашем случае я был бы рад увидеть еще кого-нибудь — лицо окончательно павшего духом Давида наводило уныние и всякие мысли о бренности земной жизни.

Пару километров спустя я понял, что основательно натер ноги в ботинках, на которых настояла Майя, выдвинув весьма спорное утверждение, что туфли — лицо мужчины. После небольшого спора она согласилась заменить лицо обликом, а я заплатить в пять раз больше обычного за какой-то чумовой (по словам Майи) бренд. Не знаю, насколько мой облик стал мужественней, но для ходьбы по горам эти ботинки точно не подходили. Впрочем, сменной обуви предусмотрено не было, и я продолжал идти по горной дороге, то и дело подумывая срезать вконец опостылевший денежный пояс.

Давид шагал в нескольких метрах позади. Остановившись на небольшой площадке, я обернулся к нему, наблюдая, как он волочит ноги.

— Далеко развилка?

— Не знаю, — устало ответил Давид, останавливаясь в метре от меня, — я сюда редко ездил. Один-два раза.

— Тамаз сказал, до развилки километр, а мы уже минут сорок идем. Может, он ошибся?

— Не знаю.

— А в какой стороне Владик?

— Там! — Указал Давид вправо, в то время как серпантин вился левее.