Валютчики

Я понял, почему ей так «вертелось на сковороде» — эта сволочь сама вызвала милицию, которая забрала почему-то оказавшегося пьяным Михаила. А деньги, скорее всего, взял тот самый алкаш, который каким-то чудесным образом узнал обо всем — обо мне, о запертом в 306-м номере Михаиле и спрятанных под креслом деньгах. Это казалось невозможным, но факты упрямо говорили об обратном. Михаил в милиции, денег нет, и я понятия не имел, где их теперь искать!

Это был удар даже не ниже пояса, а тупо по яйцам! Вернуть компании сто тысяч я мог при хорошем раскладе года через два, это если не тратить деньги даже на еду, не говоря уже обо всем остальном. Какого-либо недвижимого имущества, за которое можно получить такие деньги, у меня не было, скопленной за год работы суммы едва хватило бы, чтобы покрыть десятую часть внезапно нависшего долга.

Что отвечать придется, я не сомневался — кто просил оставлять баксы в номере?! То-то! Понятно, что с Михаила тоже спросится, но я на все сто был уверен, что пропавшую сумму возвращать придется именно мне!

Из невеселых раздумий вывела администраторша, попытавшаяся выдернуть свою руку из моей хватки. Я взглянул на затравленно смотревшую женщину, подумал, что, наверное, слегка перегнул и отпустил ее. Чем она и воспользовалась, выпрыгнув в коридор, как стояла, то есть задом. Я шагнул следом и, не дав развернуться, снова навис над ней.

— Если увидишь, узнаешь того алкаша?!

— Узнаю?! — Я понял, что она переспросила, чтобы понять, чем ей может грозить тот или иной ответ, и не стал торопить, хотя меня так и подмывало наорать. — Как же я его узнаю? Я и не видела его!

— Как не видела?! Ты же сказала, что разговаривала с ним, потом пошла, открыла ему номер!

— Так и что?! Чё мне на него смотреть?! Что я, других алкашей не видела?! — В ее несуразном ответе был некий резон, который можно было лишь почувствовать, но не понять.

Я и почувствовал. И представил, как, поняв, что перед ней алкаш, который пришел от хорошо платящего клиента (то есть меня, чего я никак понять не мог до сих пор), она перестала смотреть на неприятную личность, поставив его в один ряд со всеми знакомыми ей алкоголиками.

Несмотря на эти тонкости жизни, сдаваться я не собирался.

— А голос? Может, вспомнишь, какой у него был голос? — Я успел подумать, что если она сейчас ответит, что и голос у алкаша была как у алкаша, я уже не сдержусь, и мои опасения (как всегда в таких случаях) сбылись.

— А какой у него был голос?! — Вновь «выиграла» время на обдумывание администраторша. — Ну, пропитый такой, хриплый. Как у этих, у… алкашей!

Не знаю, что удержало меня от того, чтобы не зарычать. Может то, что она назвала эту породу людей во множественном числе, избежав тем самым точного совпадения с ожидаемым ответом, а может, именно тогда до меня, наконец, дошло, что некоторым людям просто не дано быть другими и с этим можно лишь смириться.

Я смирился. Оставалось узнать, в какое отделение повезли пьяного Михаила, но это я мог выяснить и без нее. Оставив растерянную, но уже оправившуюся от страха Ирину Васильевну, я быстро сбежал на первый этаж и вышел на улицу.

Мороз был такой, что лишь благодаря резко повысившейся температуре тела я не схватил всестороннее воспаление легких и прочих внутренностей. Я стоял на крыльце дешевой гостиницы, смотрел на окутанный легким морозным туманом броневик, в котором виднелось лицо «Кефира», на пустой дворик, в котором не было видно ни одной собаки, и думал. О том, что придется как-то извернуться и отдать сто тысяч американских долларов, которые дорожали с каждым днем, а еще, что вместе с деньгами я потерял доверие сибирских партнеров, которые вполне могли решить, что всю эту «кашу» заварил я. Дождался подходящего курьера, и все. Объяснить, откуда взялся этот всезнающий алкаш я не мог и, чтобы выяснить это, мне нужно было найти Михаила.

Я сбежал с крыльца, впрыгнул в теплый салон броневика и назвал «Кефиру» адрес отделения, который знал наизусть. В прошлом году во время одной истории с Женей (мои тогдашним другом) мы целый день провели в этом отделении, названивая влиятельным знакомым и называя им адрес отделения, после чего, перезнакомившись со всем начальством, были радушно выпровожены из отделения с отеческим наказом «больше не попадаться им на глаза». В силу обстоятельств сейчас приходилось нарушать это табу, но я был уже не тем желторотым юнцом, что год назад и имел, так сказать, некоторый опыт, как договариваться с ментами.

«Кефир» привычно спросил «Где это?», сам же ответил «А, знаю», и минут через пять мы стояли возле двухэтажного, выкрашенного в голубой цвет здания отделения милиции. Я уже выходил из броневика, когда Сеня спросил:

— Ден, а чё случилось-то?

Я помедлил с ответом, вспомнив его жадный, ощупывающий полураздетую Майю взгляд, успел подумать, что она, наверное, права, называя меня ревнивцем, и сказал:

— Курьер пропал.

И спрыгнул на скованный 25-градусным морозом снег…