Валютчики

Выход через парадную дверь был загроможден мебелью то ли съезжающих, то въезжающих соседей и, чтобы не ждать, пока двое бестолковых грузчиков решат, наконец, в какую сторону двигать огромный диван, я пошел к черному выходу.

В маленьком дворике, неподалеку от арки, стояли трое алкашей. Одного я знал — это был местный дебошир Колян. Где он жил, не знал никто, но его всегда можно было встретить в одном из двух мест — у ближайшего ларька с дешевым спиртом польского разлива типа «Роял» и там, где он стоял сейчас, хотя чаще он попросту валялся, оглашая дворик матерными выкриками и угрозами каким-то высшим существам.

Увидев меня, Колян что-то сказал своим собутыльникам и быстрым хоть и нетвердым шагом двинулся мне наперерез. Я знал, что ему нужно, для этого не нужно обладать даром Ванги. Ему нужны деньги, которых у него никогда не было. По крайней мере в те минуты, когда я имел честь общаться с этим обладателем хриплого голоса и такого же непереносимого запаха псины.

Обойти его не было никакой возможности, как и шансов избежать режущего глаза запаха никогда не стираных штанов. Я задержал дыхание, глядя на просительную морду алкаша, и благоразумно остановился в метре от него. Колян сделал попытку сблизиться со мной на более доверительную дистанцию, но всему есть предел. Вытянув руку вперед, я жестом остановил его.

— Э-ээ, зёма, — на его маленьком, заросшем курчавыми волосами лбу, явственно отражалась мучительная работа мысли, — здорово!

— Что надо?! — Обычно я толерантен, корректен и все в таком духе, но не в тот день. Слишком много своих забот, чтобы вникать в проблемы «горящих труб».

— Э-ээ, зёма, — Колян сделал выразительнейшую паузу, которой поверил бы и сам Станиславский, — погоди!

Не знаю, что на меня нашло, но я едва сдержался, чтобы не послать его гораздо дальше любимого ларька. Взглянув на двинувшихся в нашу сторону дружков-собутыльников, я повернулся к Коляну и жестко произнес:

— Денег не дам! Еще вопросы есть?!

Опешив, Колян обиженно захлопал ресницами, явно не зная, как продолжить провалившиеся переговоры о столь необходимом займе. Впрочем, как я подозревал, у него был опыт подобных неудач, что и подтвердилось буквально в следующую секунду.

— Зёма, ну чего ты сразу… не дам! — На фундаменте обиженной мины ему удалось построить жалкое подобие панибратской улыбки. — Может, мне не деньги нужны, а?!

«А что еще-то?!» — Зло подумал я, но вслух произнес другое:

— Мне некогда!

И сделал попытку обойти «благоухающего» ароматами коммерческих туалетов алкаша, но Колян загородил проход так, что пройти, не задев его, не представлялось возможным. Я посмотрел в мутные злые глаза и негромко и со всей возможной убедительностью процедил:

— Уйди с дороги, мужик!

Трудно понять, что именно заставило меня оглянуться — может, раздавшийся сзади шорох, а может, та самая «чуйка», что не раз выручала в куда более сложных ситуациях, но я оглянулся и сделал это как нельзя вовремя. Один из двоих собутыльников, низкий и коренастый, похожий на покрасневший от обиды на лесоруба пень, уже занес руку, в которой мне удалось разглядеть нехилый размером с голову вымершего бизона булыжник.

Дальнейшее произошло в более сжатые сроки, чем вся прелюдия — не дожидаясь удара оружием пролетариата, я изо всех сил влепил коренастому ногой в оберегаемое всеми мужчинами место. «Пень» уберечься не успел, и мой ботинок с размаху вошел во что-то мягкое.

— А-а-а! — Хриплый визг коренастого напомнил звук застрявшего в бетоне сверла и, признаюсь, хорошей порцией лечебного бальзама лег на мое взволнованное с самого утра сердце.

Спрашивать, как он себя чувствует, я не стал, не до того было — сбоку заходил третий алкаш с намерением расплатиться со мной не только за униженно валяющегося на асфальте кореша, но и за все 300 лет монгольского ига. В руках у него была доска, на концах которой виднелись острые скобяные изделия, которыми он, по всей видимости, хотел пригвоздить меня. Еле увернувшись, я повторил удар ногой. Разница была лишь в том, что в этот раз саданул с левой, а «лебединая песня» агрессора закончилась вместе с выдавленным из легких воздухом. Мститель прилег рядом с замершим в зародышевой позе другом, делая мучительные попытки глотнуть морозного столичного воздуха.

Обернувшись к Коляну, я заметил его попытку незаметно вынуть из кармана что-то, что могло быть посерьезнее оружия пролетариата, но это оказался всего лишь нож. Не перочинный, но и не кухонный — так себе ножичек. В трясущейся то ли от холода, то ли от беспробудной пьянки руке он не выглядел грозно. Да и поздно уже было — мои встревоженные с самого утра бесы требовали вырвать ножичек с руками, а если потребуется, с сердцем. Не знаю, как, но я сумел удержаться, чтобы не сделать из алкаша котлету, и Коляну, можно сказать, крупно повезло — рубанув сверху рукой, я выбил ножик и остановился. Бесы рвались наружу, на все лады убеждая: «добей, добей!», и это было опаснее всей троицы вместе взятой. Мои бесы это что-то, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы хоть как-то приглушить кровожадно настроенных тварей.