— Уверен, — глухо ответил Поляк, — я сам это видел! Сначала он разделся и бегал по дому, как дикарь! Вопил, что деньги сделали из него чудовище, а потом прибежал с канистрой, облил и поджег! И натравил на меня своего ротвейлера, ублюдок!
Я помнил собаку Улана — это был даже не пес, а небольшой конь с огромной головой, чудовищными зубами и ужасным характером.
— Пришлось прыгать в окно, — Серега закатал рукав, и я увидел огромную, иссиня-черную гематому от плеча до локтя.
Я не знал что сказать. Так бывает, когда много мыслей и ты просто не знаешь, за какую ухватиться. И сожаление, и надежда как-то исправить чудовищную несправедливость, и злость. Растерялся я.
Первым молчание нарушил Поляк.
— Ладно, звони армянам, а я в гостиницу. Сутки уже не спал…, измотан, как….
— А ты не собираешься сегодня обратно?
— Нет, — Поляк ответил так быстро, что могло показаться, он ждал этого вопроса, — никто не знает, что я в Москве, — помолчав, он глухо добавил, — и пусть не знают. Сначала разберемся с Уланом, а там посмотрим…
…Оказавшийся на работе Армен (вот это, я понимаю, трудоголик — ни праздников, ни выходных) сразу уловил мою подавленность, хотя я старался выглядеть, как обычно, шутил и улыбался в ответ на его не самые смешные шутки. С чуйкой у него, как я уже говорил, было хорошо, да и с тактом, надо признаться, тоже — Армен ни разу не спросил, все ли у меня в порядке и не заболела ли моя несуществующая теща или что-то в этом роде. Единственный вопрос, от которого он не смог удержаться, прозвучал так:
— А чё так мало денег привез?
Ну, да, кто о чем. Рассказывать про самый дорогой поджог я не стал — ни к чему это.
— Армен, я не буду сегодня забирать деньги. Пусть они пока у тебя останутся, — заметив его удивленный взгляд, я быстро добавил, — надеюсь, ты не против?
— Сколько? — В глазах валютчика уже мелькали цифры прибыли с наших денег.
— Пару дней, — ответил я и, чтобы не углубляться в неприятную тему, сказал, — ладно, мне пора….
Выйдя из обменника, я решил прогуляться по пустующему бульвару — надо было привести в порядок мысли, да и с чувствами не мешало разобраться. Словом, наплевав на крепчающий с каждым часом мороз, я брел по Рождественскому бульвару весь во власти сумбурных мыслей и столь же сумбурных эмоций.
Что случилось с Уланом, с чего он сбрендил, оставалось загадкой. По-крайней мере, для меня. Я допускал, что Поляк рассказал далеко не все, но спрашивать отчего-то не хотелось. Думы об Улане перемежались с мыслями о Майе, ее ультиматуме и моем будущем, которое сейчас уже не казалось таким безоблачным, как еще пару часов назад, а переезд в Штаты пугающим шагом в безвестность.
Я подумал, что сумасшествие компаньона на руку только одному человеку — Майе, и поймал себя на мысли, что это обстоятельство злит меня. Это было неправильно, но поделать с собой ничего не мог.
Дойдя до Чистых Прудов, я почувствовал, что замерз, и подумал, что неплохо зайти куда-нибудь перекусить и заодно погреться. Домой возвращаться не хотелось, я не знал, что скажу Майе, в гостиницу к Поляку ехать не было никакого смысла — наверняка он уже спал, поэтому я осчастливил своим приходом ближайшее кафе. Из десяти столиков недорогого заведения занят был всего один и то присевшей на краешек стула официанткой, которая, завидев меня, тут же вскочила на ноги.
Пролистав меню, я понял, что есть мне совершенно не хочется, и заказал двойную порцию кофе. Вздохнув, рассчитывавшая на чаевые официантка медленно побрела к стойке, а я достал телефон. Никаких особых дел не было, но мне требовался собеседник, чтобы хоть на время избавиться от гнетущих сознание мыслей.
Пролистав «записную книжку», я наткнулся на номер Антона — нашего близорукого курьера, и сразу припомнился давний разговор. Антон как-то спросил меня, не было ли у меня искушения «слинять» с деньгами, на что я, если не ошибаюсь, посоветовал ему выбросить эти мысли из головы, если он не хочет нажить себе проблем. Мне вдруг стало интересно, как бы я ответил, знай, что Улан сотворит с нашими деньгами. И понял (чего перед собой-то ломаться?!), что сейчас я не был бы таким категоричным.
Действительно, чего ради стараться, рисковать, причем не только деньгами, а порой и своей собственной шкурой, чтобы в какой-то момент остаться у разбитого корыта? Ну, может, не так чтобы разбитого и не совсем корыта, но я не собирался всю жизнь оставаться младшим партнером. У меня были планы, для осуществления которых мне нужен был собственный миллион, а лучше два! И я рассчитывал заработать эти деньги в ближайшие год-другой — дела нашей компании процветали, и, как я уже говорил, у меня не было дурацкой привычки думать о плохом.