Валютчики

Я обошел испуганно съежившегося Коляна и, не сказав больше ни слова, вышел на Цветной бульвар. В арке раздавались проклятия и угрозы, но собака лает, а ветер и в ус не дует. Ну или как-то так. В общем, не стал я оглядываться и, подойдя к мостовой, поднял руку. Остановившийся частник с надеждой посмотрел на меня — а вдруг мне нужно сделать пару кругов вокруг света?! Пришлось немного разочаровать.

— На Рождественский, — произнес я, чувствуя, как бурлит в крови неизрасходованный адреналин, — к кафе «Бульдог».

— Так это же два шага! — обиженно «просветил» меня водитель, включая первую передачу.

— Вот и хорошо, — ответил я, садясь на переднее сидение, — поехали.

…К «Бульдогу» мы подъехали через пять минут, четыре из которых затратили на разворот. Расплатившись с ожившим на глазах частником (десять баксов за черепашью дистанцию), я выбрался на обледеневший тротуар и огляделся. Вокруг было тихо, словно я стоял не в центре Москвы, а где-то за Уральским хребтом ближе к полярному кругу. Холодный воздух, серое, плачущее ледяными слезами небо и практически полное отсутствие пешеходов не способствовали улучшению настроения, и я решил, что сегодня тот редкий день, когда могу позволить себе рюмку-другую. Не напиться, а, как говаривал человек, мимо цирка которого я только что проехал, «для дома, для семьи».

Я вбежал по ступенькам и вошел в пустое помещение кафе. Серега сидел за дальним столиком, на котором стояли большой чайник, пара чашек, пепельница, и хмуро наблюдал за моим приближением.

— Здорово, — я протянул руку, которую он вяло пожал, и сел напротив.

Поляк кивнул подбородком, указывая на чайник:

— Чай будешь?

— Нет, — я посмотрел на его бледное словно измученное лицо и спросил, — Серега, что случилось?

Он ответил не сразу, а когда заговорил, его голос напоминал шепот бестелесного духа.

— Улан сошел с ума, — устало проговорил Поляк и посмотрел на меня.

Вероятно, в эту минуту выражение на моем лице не было эталоном интеллекта, да только мне не до того было.

— То есть…, — я сделал паузу, не решаясь выговорить это слово, словно опасаясь, что в этом случае оно обретет силу заклинания, — что значит, как… сошел с ума?

— Молча, — Поляк допил остатки чая, снова наполнил чашку, но пить не стал, поставив ее на стол, посмотрел мне в глаза и произнес, — сжег свои деньги. Все.

Если бы кто-нибудь сказал, что прямо сейчас по Тверской движутся фашистские танки из дивизии Гудериана, я, может, и не поверил бы, хотя чисто теоретически допустить такое мог. Но чтобы Улан сжег деньги, а тем более свои…! Нет, это было за гранью ненаучной фантастики, потому что другого так трепетно относящегося к деньгам человека я не встречал никогда. Даже мой армянский друг, который больше денег любил только много денег, и тот в сравнении с Уланом казался жутким мотом и транжирой. Все это молнией пронеслось в голове, родив первый после недетского потрясения вопрос.

— Что, прям все?!

Поляк потряс головой, сделал резкое движение ногой, и я увидел кусок спрятанной под столом спортивной сумки.

— Нет, часть денег была в офисе. Повезло, хотя, как сказать, — Поляк задержал взгляд на покрывающемся узорами окне, — там были деньги с «пятака».

«Пятак» — это точка на рынке, где наши валютчики продавали доллары и марки и собирали рубли других спекулянтов, чтобы через день выдать им новенькие, только прилетевшие из Москвы хрустящие баксы.

— Много? — Я замер в ожидании ответа.

— Больше единички, — в спокойном ответе Поляка я услышал и гнев, и злость, и обиду.

— Черт!

Я посмотрел на сумку, затем на Серегу, снова на сумку. В голове царил кавардак, что было совсем неудивительно! Нервно закурив сигарету, я посмотрел на выглядящего безмерно усталым Поляка.

— А… наши?!

— Здесь твоя сотня и мои две, — устало проговорил Поляк, — все в рублях. Надо купить баксы и положить их куда-нибудь в банк или ячейку, пока я не разберусь с Уланом. Какой у армян курс?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Я вообще не думал, что ты…

— Ясно, — Серега протянул мне свой телефон, — звони им.

Взяв телефон, я набрал семь цифр и вновь посмотрел на Поляка.

— Серега, а сколько он сжег?

— Точно не знаю. Может два или чуть больше. Часть денег у спекулянтов, но, думаю, там не больше полтинника.

Два миллиона долларов! Это были почти все деньги нашей компании, большую часть которой составляли деньги самого Улана, плюс миллион долларов спекулянтов, работавших под той же крышей и платящих тем же людям, что и сам Улан. Даже новость, что моя жалкая сотня тысяч не пострадала от рук тронувшегося умом Улана (спасибо Поляку), не могла заглушить грустных мыслей о потерянном валютном рынке. Теперь наши исконные конкуренты во главе с небезызвестным «Корейцем» могли не беспокоиться, что мы отберем у них клиентов, потому что нам просто нечего было им предложить! Следующая иглой пронзившая мысль была неожиданной, но такой же безрадостной, как и все предыдущие.

— А ты уверен, что он…, — я выдохнул дым и продолжил, — сжег их? Может…