К середине дня воздух стал прогреваться до восьми градусов. Но к вечеру подмораживало. Я приехал на работу в куртке поверх теплого свитера, зато в фуражке. Сапоги сменил на кроссовки. Поздоровавшись, занял законную точку. Андреевна отошла к торчащей за холодильниками Галине. Едва перекинул сумку с деньгами на живот, подошел первый клиент с пачкой украинских гривен. В отличие от нестойкого рубля, валюта соседей приобретала вес. Нужно было рассчитать красавицу, скорее, с Западной Украины. Гуцулочку. На востоке, в центральных областях Хохляндии бабы ядреные. Сало сквозь розовую кожу проступает. Зонта нэ трэба. Такие же «чоловики», хотя встречаются прозрачные. Если русские кругом русские, то украинцы везде разные. Одни на кличку «хохол» ухом не ведут, другие готовы растерзать. А прозвание от казаков из Запорожской Сечи пошло. Они носили хохлы, оставляемые посередине обритой головы. Но вот… Однажды произошел случай, который запомнился надолго.
Я маялся от безделья. Наконец, подкатил высокий плотный парень. Не успел открыть рот, понял, с кем имею дело. Война в Чечне разгорелась с новой силой. Среди задержанных боевиков попадались «братья» — славяне. Украинцы. Было досадно — этим что нужно. С объединения, с Богдана Хмельницкого, пировали и жировали за счет России, не имея природных ресурсов. Днепропетровск, Запорожье, бывший Жданов, на уральском металле поднялись. Нефть, газ. Полуостров Крым не за понюх табака отдали. От татаро — монгольского ига освободила тоже Русь. От немцев, поляков, шведов, литовцев очищала опять Россия. Но мы продолжали и продолжаем жить по библейским законам: дали по левой щеке, подставляем правую. Я намерился обменять долларовую мелочевку. Ребята ее не брали, сбагрить можно лишь украинцам.
— Где откопал? — разглядывая застиранные единички с пятерками, передернул я плечами.
— На Украине, у Кыиве, воны в ходу, — с сильным акцентом ответил парень. — Це у вас… як був бардак…
— Чего сюда приволок? — поднял я глаза. — Дома бы прокрутил. Или в обменном, через дорогу.
— Не меняють, — процедил клиент.
— Полегче, хохол, — продолжал я ухмыляться. — Навстречу идешь, а он выпендривается.
— Кто хохол? — взъярился лет за двадцать пять молодой мужик. — По харе дать?
— Спокойно, товарищ, — опешил я. Ухмылка словно приросла к лицу. — Хохлами вас называют все.
— По харе дать? — вытаскивая руки из карманов пальто, вплотную приблизился парень.
Я понял, в следующее мгновение ловить будет нечего. Закинув сумку за плечо, впился в зрачки националиста. Быстро бывшие «совки» осознали принадлежность к одинаково нищей кодле с буквой «э» вместо «е» в разговорной речи.
— Харя у свиньи. Парнокопытной, как и ты, хохол, — процедил я сквозь зубы. — Забирай баксы и дергай по добру, по здорову. Иначе прогуляюсь по твоей, которая от сала на харю похожа больше.
«Брат» отскочил к остановке. Подошел один из валютчиков. Я предложил отметелить придурка, пояснив причину. Коллега согласился. Пока готовились, того след простыл.
Сейчас передо мной стояла более ярая националистка, нежели полуобрусевший, возомнивший себя чистокровным украинцем, ублюдок. Западная Украина не признавала власти России, после революции тем более. Но отношения ко мне, если назову хохлушкой, не выдаст. Она с развитого Запада, хоть имеет славянскую внешность. Пусть Львов с Ужгородом бедные, как Белград, Тирана, Варшава, София. Это столицы государств все равно западных. Мы с Москвой, Санкт-Петербургом, остались восточными, перемешанными с поволжскими, астраханскими, сибирскими ордами, обложившими нас со всех сторон.
— Как там в Гуцулии, чи на Волыни? — не преминул я узнать про положение дел в бывшей коммунистической империи. — Сытнее, чем в России, в нашем Ростове?
— В Гуцулии не лучше, — почти без акцента откликнулась девушка. — Товаров больше, дешевле, ассортимент в сравнение не идет. Потому что граница рядом. Многие хаты выстроили, машина едва не на каждом подворье. Как у вас. Но зажиточнее не стали.
— У вас почти во всяком дворе, у нас одна на сотню семей. Дома отгрохали те, кто смог накопить денег. Неувязочка.
— Я сказала правильно. Мы ближе к границе. Если отъехать ко Львову, к Молдавии, почти по прежнему. В Ростове граница через Азовское море с целым миром. Открыли бы портовый терминал в Таганроге, все флаги в гости к вам. На госпошлину от перекидки с перекачкой товаров русский Детройт бы возвели.
— Прямо и Детройт? — прищурился я.
— Именно. А у вас продукты дороже, чем в недородном Подмосковье. Нонсенс, — развела руками девушка. — Зерновые, скотоводство, рыба с икрой. Тяжелая с легкой промышленность. А существуете хуже, чем в Башкирии с Муртазой Рахимовым, — вот оно, русофобство, никуда не делось. — Если бы нам вместо горных склонов такие богатства, давно возвели бы украинскую Атланту с небоскребами. Вам сам Бог велел.
— На месте Ростова? — встрял в разговор скупщик лома Кудря. — Чуб с Поповым и Чернышевым родились в яслях, с телятами, кобылками. Загнутся, если уберут дома с трещинами от фундамента до крыши. Ландшафт станет не родной.