Валленштейн

— Эй ты, голан![56] — крикнул в ответ Конашевич. — Подходи сюда, если желаешь. Полной шапки золота я тебе не обещаю, но свинца получишь вволю!

— Напрасно вы так, братцы! Мы хотели как лучше! Теперь держитесь! Тома Кинэ оскорблений не прощает! — пригрозил вожак гайдуков.

Разбойники, потоптавшись на месте, скрываясь в лесной чаще и за поваленными елями, нерешительно, со всеми предосторожностями продвинулись на расстояние выстрела, но едва пуля из казачьей пищали уложила одного из них наповал, они стремительно отхлынули назад.

— Раз так, мы будем в вас стрелять и перебьём всех ваших лошадей. Пускай не достанутся ни вам, ни нам! — закричал капитан гайдуков.

После этих слов раздалось несколько выстрелов, но наступившая темнота, деревья и значительное расстояние не позволяли как следует прицелиться. Кроме того, гайдуки явно уступали в воинском ремесле рейтарам и казакам.

— Если завтра не появятся сборщики налогов, гайдуки попытаются взять нас измором, — рассуждал вслух Конашевич-Сагайдачный. — Хорошо, что мы не нарвались на разъезд татар или турок, которые во время рождественских праздников имеют обыкновение охотиться за ясырем[57], они считают, что христиане в это время беспечны: пьют, гуляют, веселятся, как могут, и начисто забывают об опасности со стороны басурман.

— Да, дурацкое положение, и сражаться не с кем, и не ясно, как выпутываться, — с досадой согласился Валленштейн.

Казачий полковник оказался прав: вскоре со стороны гайдуков запылали костры, от которых потянулся вкусный запах жареного мяса. Похоже, гайдуки устраивались надолго, решив вести осаду по всем правилам, не давая жертве ни передышки, ни возможности ускользнуть, с их стороны не было заметно никакого движения, казалось, они сами дают возможность епископу и его спутникам уйти в чащу, затеряться в лесу. Однако казаки, хорошо знакомые с повадками гайдуков, отлично знали и эту примитивную уловку: в лесной чаще гайдуки чувствовали себя как дома и мгновенно бы разделались даже с целым отрядом опытных воинов, которые не могли действовать там боевыми порядками и воспользоваться своим преимуществом в вооружении.

— Может, всё-таки попытаемся прорваться? — спросил епископ. — Кто знает, чем может кончиться это сидение на большой дороге в компании с лесными ворами?

— Ваше преосвященство, лучше немного подождать. Возможно, удастся выманить этих негодяев из леса и, когда они пойдут на нас, мы сможем уложить ещё несколько разбойников, тогда... — договорить Валленштейн не успел.

Внезапно вдали на освещённой мертвенно-бледными лучами молодого месяца дороге показались огромные тени всадников. Тени быстро приближались к поваленным деревьям, и если бы не глухой стук множества копыт, могло показаться, что это несутся призраки казнённых в Кузминском лесу ляхов. Расстояние между неизвестными всадниками, силуэты которых уже были отчётливо видны, и кучками гайдуков на дороге быстро сокращалось. Разбойники, всецело поглощённые осадой, не сразу их заметили, осаждённые же всё это отлично видели и у них под шапками и боевыми шлемами зашевелились волосы.

— Езус Мария, — перекрестился хорунжий Пржиемский. — Польские гусары восстали из могил, ибо их кровь вопиет о мщении.

— Скорее всего, это такие же живые люди, как и мы, — спокойно заметил епископ. — Только неизвестно: друзья это или враги? Не дай Бог, если это враги.

— Тогда уж лучше иметь дело с призраками, — усмехнулся Валленштейн.

Наконец и гайдуки заметили армию «призраков». Раздался пронзительный свист боевой тревоги. Словно цыплята, спасающиеся от острых когтей коршуна, бросились они врассыпную, стараясь скрыться в лесной чаще. Некоторым это удалось, но многие несчастные были изрублены саблями или насажены на пики, а кое-кому досталась ещё более горшая участь — они имели неосторожность попасть в плен. Когда стихли мольбы о пощаде, крики раненых, вопли и проклятия, сопровождающие свалку на лесной дороге, раздался из-за завала громкий голос, судя по всему, принадлежащий предводителю отряда ночных всадников.

— Ваше преосвященство! Я спэтар[58] Урсул Попеску. Только что на ваших глазах я одержал блестящую победу над целой армией гайдуков, которой командовал преступник капитан Тома Кинэ. Это были самые опасные и коварные разбойники в Молдавском княжестве! Я послан его величеством, молдавским господарем Ароном-Воеводой, чтобы лично сопроводить вас в Сучаву!

— Как вы докажете, что не являетесь такими же разбойниками, как гайдуки Кинэ, — с подозрением спросил епископ Пазмани, — и это не военная хитрость капитана?

— Очень просто, ваше преосвященство, — произнёс уже знакомый голос, и в круге, освещённом догорающим костром, появилась довольно внушительная фигура всадника в высокой медвежьей шапке и в дорогом кафтане, поверх которого была накинута роскошная соболья шуба. Комплекция спэтара полностью соответствовала его имени Урсул[59]. В правой руке всадника поблескивала сабля, а левой он держал за шиворот какого-то тщедушного, жалобно молящего о пощаде человека в вывернутом наизнанку овчинном тулупе.