Вальпургиева ночь

Гуревич. Не помню точно, в какой державе, Натали, за такие шуточки даму бьют по заду букетом голубых левкоев… Но я, если хочешь, лучше тебя воспою — в манере Николая Некрасова, конечно.

Натали. Давай, воспевай, глупыш.

Гуревич. Под Николая Некрасова!

Роман сказал: глазастая!Демьян сказал: сисястая!Лука сказал: сойдет.И попочка добротная, —Сказали братья Губины,Иван и Митродор.Старик Пахом потужилсяИ молвил, в землю глядючи:— Далась вам эта попочка!Была б душа хорошая…

А Пров сказал: Хо-хо!

Натали аплодирует.

А между прочим, ты знаешь, Натали, каким веселым и точным образом определял Некрасов степень привлекательности русской бабы? Вот как он определял: количеством тех, которые не прочь бы ее ущипнуть. А я сейчас тебя так охотно ущипнул бы…

Натали. Ну, так и ущипни, пожалуйста. Только не говори пошлостей. И тихонечко, дурачок.

Гуревич. Какие же это пошлости? Когда человек хочет убедиться, что он уже не спит, а проснулся, — он, пошляк, должен ущипнуть…

Натали. Конечно, должен ущипнуть. Но ведь себя. А не стоящую вплотную даму…

Гуревич. Какая разница?.. Ах, ты стоишь вплотную… мучительница Натали… Когда ты просто так зыблешь талией — я не могу, мне хочется так охватить тебя сзади, чтоб у тебя спереди посыпались искры!..

Натали. Фи, балбес! Так возьми — и охвати!..

Гуревич так и делает. Натали с запрокинутой головой. Нескончаемое лобзание.

Гуревич. О Натали! Дай дух перевести!.. Я очень даже помню — три года назад ты была в таком актуальном платьице… И зачем только меня поперло в эти Куэнь-Луни?.. Я стал философом. Я вообразил, что черная похоть перестала быть наконец моей жизненной доминантой… Теперь я знаю доподлинно: нет черной похоти! Нет черного греха! Один только жребий человеческий бывает черен!

Натали

. Почему это, Гуревич, ты так много пьешь, а все-все знаешь?..

Гуревич. Натали!..

Натали. Я слушаю тебя, дурашка… Ну, что тебе еще, несмысленыш?..

Гуревич. Натали…

Неистово ее обнимает и впивается в нее. Тем временем руки его — от страстей, разумеется, — конвульсивно блуждают по Натальиным бедрам.

Зрителю видно, как связка ключей на желтой цепочке переходит из кармашка белого халата Натали в больничную робу Гуревича. А поцелуй все длится.

Натали(чуть позже). Я по тебе соскучилась, Гуревич…

Лукаво.

А как твоя Люси?

Гуревич. Я от нее убег, Натали. И что такое, в сущности, Люси? Я говорил ей: «Не родись сварливой». Она мне: «Проваливай, несчастный триумвир!» Почему «триумвир», до сих пор не знаю. А потом уже мне вдогонку и вслед: «Поганым будет твой конец, Гуревич! Сопьешься с круга».

Натали

(смеется). А что сначала?

Гуревич.

Ну, что сначала? И не вспоминай.О Натали! Она меня дразнила,Я с неохотой на нее возлег.Так на осеннее и скошенное полеЛожится луч прохладного светила.Так на тяжелое раздумие челоЛожится, тьфу! — раздумье на чело…Брось о Люси… Так, говоришь, — скучала?А речь об этой шлюшке завела,Чтоб легализовать Мордоворота?..

Натали. Опять! Ну, как тебе не стыдно, Лев?

Гуревич

.

Нет, я начитанный, ты в этом убедилась.Так вот, сегодня, первомайской ночьюЯ к вам зайду… грамм двести пропустить…Не дуриком. И не без приглашенья:Твой Боренька меня позвал, и яСказал, что буду… Головой кивнул.

Натали. Но ты ведь — представляешь?!..

Гуревич.

Представляю.

Нашел, с кем дон-гуанствовать, стервец!Мордоворот и ты — невыносимо.О, этот боров нынче же, к рассвету,Услышит командорские шаги!..

Натали. Гуревич, милый, ты с ума сошел…

Гуревич.