Вальс одиноких

Тишина. Мгновение она стоит — как стояла. И куклы сидят — как сидели. Наконец, она медленно, устало бредет к столу, опускается на стул, сидит… Вдруг, странно смеется. Или — плачет?.. И даже у кукол выражение лиц в эту минуту — сочувствующее… Она молча, внимательно разглядывает кукол.

Мэрилин. Ну, чего вы уставились — эй… Какие-то у вас лица — как будто вам жалко меня… Особенно это касается вас, дон Ларетта. Вы были живы — были занудой и ныли по всякому поводу, вы и сейчас тут сидите с таким видом, как будто вас медленно поджаривают там, в аду. Нет, мой сеньор, если кого и поджаривают изо дня в день — то это меня. Меня!.. Что вы наделали? Люди меня боятся. Шепчутся за спиной: это она, та самая, возле которой мужья не живут. Женщина-вамп! Женщина-смерть! Женщина!.. (Строго восстает.) Что, разве это действительно так?.. (Отшвыривает дона Ларетта, хватается за японца, возносит над головой.)

Разве я виновата хоть в чем-то? Разве я убивала вас? Или я вам делала плохо? Не любила вас? Не лежала у ваших ног? Не молилась на каждого?.. (Отшвыривает японца, хватается за поэта.) Ты думаешь, я не знала, откуда твои стихи? И кто их придумал? И для кого?.. Я хотя бы раз об этом сказала?.. Или дала как-то понять?.. Хотя бы — намеком?.. А только я все равно плакала над ними и только я все равно просила тебя: еще читай! Еще!.. (С тоской глядит на куклу Тома Болдуина. Берет его на руки, ласково гладит. За петельку подвешивает на карусели.)

Что же вы, милые мои, сговорились? Вы меня превратили в похоронное бюро. Я боюсь уже света, людей, жизни… Я вижу впервые мужчину — первое, что я вижу: как он лежит в разверстой могиле. И себя в порванных одеждах, в слезах и горе… (Всхлипывает. Ей себя жаль. Подбирает японца и сдувает с куклы пыль. Подвешивает.) Ладно бы, если бы вы меня не любили… Или — ну, если бы я не любила вас… Сколько есть женщин: муж умирает — у них праздник. Все для них расцветает. Новая жизнь. Я же — все помню, всех люблю, но почему-то страдаю, страдаю… (Поднимает с пола дона Ларетта и тоже сдувает с него пыль, поправляет одежду.) Господи, кто придумал любовь?… Кто придумал смерть?.. Кто придумал одиночество?.. (Всхлипывает.)

Покинул меня, мой любимый… Оставил мне столько денег, а чего мне теперь с ними делать?.. (Устраивает куклу на ее законном месте — на карусели.) Конечно, спасибо тебе, мой любимый: я богатая, все у меня есть… Но если бы знал ты — одновременно — какая я бедная и как мне ничего не нужно… (Появляется Джонатан. Он — нетрезв. Вполне даже можно сказать, что он — пьян. Нетвердо ступая, направляется к ней.)

Джонатан. Куда ты меня посылала — там я его не нашел…

Мэрилин (торопится ему навстречу, чтобы поддержать).

Ой, Джонатан, как ты ходишь, держись, ты же упадешь…

Джонатан (за нее цепляется, как утопающий за соломинку, наваливается на нее всей своей тяжестью). А правда: я не искал — и не нашел… Мм… М… Мэрилин, ничего, ты не бойся: если я упаду — я опять встану… М… Ох, какая ты хорошая женщина, как ты хорошо меня держишь…

Мэрилин (держится изо всех сил). Ты безумно тяжелый…

Джонатан.

Неправильно говоришь, Мэрилин: я не тяжелый — я сильный… Смотри, вот, если хочешь, потрогай меня, какой я сильный… (Напрягает руку.) Тут трогай, тут… Можно-можно, не бойся… Ты чего, не хочешь меня потрогать?..

Мэрилин. Я верю, потом… Все равно ты тяжелый… А сам ты не сможешь держаться?

Джонатан. Черт, я как будто… Сейчас… Я почему-то сегодня так надрался, меня теперь так качает, как будто я на очень маленькой лодке, а вокруг меня плавают — такие большие волны… А чего это я так надрался, Мэрилин, мне интересно… Что, ты не знаешь?.. Ах, Боже мой, старый товарищ приехал — Антоха!.. Антоха, Антоха…

Мэрилин. Он только что был тут — опять исчез… Он очень странный. Я ничего не понимаю. Может быть, ты понимаешь?

Джонатан. А черт его знает, Мэрилин… У меня мозги есть, я думаю: разве умный человек от тебя убежит? Он умрет — а не убежит!