Читаем Вальс в четыре руки полностью

   — Лиля! Ну какого ты теперь здесь замедляешь?! И так медленно! Мы тянем самую высокую ноту, еще и на «и»?! Тут надо побыстрее, чтобы не сорваться, а ты тянешь! Не видишь, им трудно?!

   — Кому «им»? — захлопала ресницами Лиля.

   — Певцам! — рявкнули мы синхронно. — И вообще, не можешь всё играть побыстрее? Тяжело тянуть.

   — Мне моя сказала, что темп хороший, быстрее нельзя, — испугалась Лиля.

   — Ну ладно, давай как сказала, а то потом заявит, что ты темп загнала, черт с ним, прорвемся.

Поем дальше.

   — Слушай, где ты песню с такими идиотскими словами откопала? Это же кошмар:

Ты любовь не гони, ты любви не стыдись,Береги и храни, как наградой гордись.

   — Это не я, это она мне дала, — прошелестела Лиля.

   — Идиотизм получается: сидит комиссия — кучка пенсионерок, а мы их поучаем.

   — Да ладно, «Не искушай меня без нужды» лучше, что ли? — примирительно возразила Анна. — Может, попробуем второй куплет?

   — Зачем? Никогда никого не просили петь два куплета, а ее и вовсе не рискнут на второй разворачивать, иначе она в обморок завалится, один отыграет — и слава богу. Давай еще раз.

   — Давай.

Поем.

   — У вас там «ре», — деликатно поправляет Лиля.

   — Да видим мы. Мы не попадаем. Ты нам, главное, не замедляй, а там уж мы как-нибудь справимся.

В класс заныривает голова и орет:

   — Абдуллина! Тебя вызывают!

Только музыканты могут оценить ту гамму чувств, которая парализовала нас изнутри. А я, вдобавок, чувствовала себя самозванкой: Шкловская хоть серьезно занималась, и у нее был голос, а я так, с боку припека, это вообще было мое первое в жизни сольное выступление (и надо заметить — последнее). Мы вдвоем держали этот несчастный листочек, боясь от него оторваться. За короткое Лилино вступление сердце перебралось из груди в горло и бухало там. Наконец настал наш черед, и мы запели...

Самое трудное — справиться с чувством, что сейчас остановят и прогонят. Но не останавливали, и на смену пришел стыд — как будто выставили на всеобщее обозрение и молча разглядывают, как ты барахтаешься: выплывешь — не выплывешь? Голос дрожал, щеки горели. Еще эти дурацкие слова! И медленный темп, и неудобные скачки. Каждая отпетая строчка воспринималась как взятый рубеж — Еще немного, еще чуть-чуть! Я чувствовала страх

Анны и старалась скрыть свой, чтобы она думала, что мне море по колено, и не боялась, главное, чтобы она не остановилась!

Мы чистенько допели первый куплет и, обрадованные, задышали полной грудью, пока Лиля играла заключение, сильно замедляя в конце в ожидании заветного «Достаточно!» Но его не последовало, и Лиля развернулась на второй куплет. У нас потемнело в глазах, и мы лихорадочно впиявились в слова второго.

Трудность заключалась в том, что слова первого куплета были написаны строго под нотами, не ошибешься, а второго — внизу страницы, и нужно было смотреть либо в ноты, либо в текст. Анне легче — у нее мелодия, а я не запомнила переходы, поэтому мне приходилось бегать туда-сюда; положение усложнилось тем, что рука Анны стала мелко дрожать.

Мы, вцепившись друг в друга, медленно шли вперед, осторожно нащупывая каждый шаг, как на узкой тропинке. Закончился второй куплет, Лиля жестоко замедлила, вымогая остановку, но комиссия не проронила ни звука, и она пошла на следующий круг. Текст третьего куплета был напечатан на другой стороне. Анна перевернула страницу, и я осталась без нот.

Выручало то, что мы с Анной давно пели вместе в нашей компании, поэтому хорошо чувствовали друг друга и привыкли к импровизации. Голоса сливались в один, утихла нервозность ожидания ошибки, казалось, что мы знаем и поем эту музыку давно. Уверенности и полета не появилось, но они были и не нужны — это песня-признание, тут не к месту порхать свободной птицей. И мы уже не различали деталей аккомпанемента, а это значит, что где-то там, далеко, по своим острым ножам шла Лиля, но теперь она сопровождала нас и поддерживала, чувствуя каждый наш шаг, каждый трудный и удачный поворот, она не дыша несла нас в ладонях, мы больше не тащили ее на своих плечах. Заключительный аккорд встретили с сознанием красиво выполненной работы.

Когда уже подходили к лестнице, из кабинета выскочила дама из комиссии и окликнула нас:

   — Девушки! Как ваши фамилии, кто у вас педагог?

Мы молча уставились на нее (какой же нормальный студент выдаст свою фамилию по первому требованию!).

   — Мы хотим, чтобы вы спели это на отчетном концерте.

Здесь я опушу занавес, добавив постскриптум, что на концерте мы не выступали, песню эту полюбили и растиражировали, а дотянула ли Лиля до диплома — не знаю: на следующем курсе она ушла в глубокий декрет и наши дороги разошлись.

Предчувствие

(из цикла «Рассказы о хоре»)

Сейчас в России празднуется Рождество, и как будто так всегда и было. А вот и нет. Завелось оно где-то с конца прошлого века, а может быть, и позже. А до этого — пионерское детство, Новый год, и на елке сияла не «рождественская» звезда, а «кремлевская».

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология современной прозы

Похожие книги

Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Институт музыкальных инициатив представляет первый выпуск книжной серии «Новая критика» — сборник текстов, которые предлагают новые точки зрения на постсоветскую популярную музыку и осмысляют ее в широком социокультурном контексте.Почему ветераны «Нашего радио» стали играть ультраправый рок? Как связаны Линда, Жанна Агузарова и киберфеминизм? Почему в клипах 1990-х все время идет дождь? Как в баттле Славы КПСС и Оксимирона отразились ключевые культурные конфликты ХХI века? Почему русские рэперы раньше воспевали свой район, а теперь читают про торговые центры? Как российские постпанк-группы сумели прославиться в Латинской Америке?Внутри — ответы на эти и многие другие интересные вопросы.

Александр Витальевич Горбачёв , Алексей Царев , Артем Абрамов , Марко Биазиоли , Михаил Киселёв

Музыка / Прочее / Культура и искусство