Ваниль и Корица. Fairytale

На самом деле, вчера, когда я ложилась спать, мне казалось, что после того как я пересплю со своими мыслями, с тем ужасом, который произошел в моей жизни, все более-менее разгладится и я пойму, что делать дальше. Мне просто станет легче.

Но этого не произошло. Белый день будто бы оголил мою душу. Голова болела не от алкоголя, который я выпила на вечере, нет. Она болела от осознания того, кем я стала, а может, и являлась всю свою жизнь. Человеком, способным позволить себя унизить, тем, кем легко пользоваться. И казалось, что об этом знают все. Все. Все просто проснулись сегодня, зная, что я такая. Что мной воспользовались, а потом выкинули подобно ненужной обертке от вкусной, мимолетно съеденной конфеты.

Мне не хотелось вставать.

Зачем? Зачем вообще это делать?

Мне не хотелось никого видеть. Не хотелось общаться. И я была благодарна за то, что сегодня выходной день. Мне не надо было никуда идти, можно было вообще не выходить из комнаты, а просто медленно умирать в ней наедине с самой собой.

— Натуля!!!

Услышав это, я едва не задохнулась от боли.

— Ты что не встаешь? — заглянула в мою комнату мама. — Уже так поздно. Давай подымайся!

Пытаясь утонуть в одеяле, я молча кивнула.

— Может быть, мы сегодня с тобой по магазинам… поездим?

Все что я смогла это опять-таки неопределенно помотать головой.

— Иди завтракать!

Мне повезло, что мама, видимо, решила не вдаваться в подробности, куда делась моя способность говорить, иначе я даже не могла представить, чем это могло кончиться.

На самом деле, мне не хотелось вылезать из кровати, куда-то идти, просто спускаться на этаж ниже, так что про магазины я даже не думала. Мне хотелось только одного. Чтобы меня не трогали. Чтобы я дожила свою жизнь, а никто и не заметил.

Еле-еле заставив себя выбраться наружу из своего кроватного кокона, я почувствовала, что мне стремительно становится хуже. Я будто бы вышла из-за защищающего меня ото всех щита, и теперь… теперь окончательно беззащитна.

Не переодев свою ночную пижаму, я заставила себя спуститься вниз.

За столом сидела мама, листая по обыкновению очередной модный журнал. Возле нее крутилась наша кухарка, выполняющая все самое полезное в нашем доме: готовку еды, уборку, стирку, глажку и так далее.

— Здравствуйте! — поздоровались со мной.

Молча кивнув в ответ, я села на свое место.

В это время мама отложила журнал.

— Что-то ты сегодня немногословна.

Видимо, ее развеселило, что в ответ на это я лишь пожала плечами.

— Папа сказал, что кое-кто пил шампанское! — усмехнулась она, внимательно рассматривая меня.

От одного упоминания о вчерашнем вечере у меня заслезилось в глазах.

Папа. Папочка.

— Видимо… это последствие, — продолжила мама.

— А где… папа?

— Да он уже уехал. У него там какая-то очередная встреча.

— М-м-м…

— Ну что? Голова, что ли, болит? — поинтересовались у меня.

Согласно кивнув, я подставила под подбородок ладонь, чтобы иметь дополнительную точку опоры.

— Ну выпей таблетку.

Не поможет.

В разрез со своим мнением, я дала согласие на обезболивающее.

— И сколько же ты там выпила? — для моей мамы это было в новинку.

Я никогда не позволяла себе напиваться. Да мне попросту и не хотелось этого. Нет, я была совершенно адекватной и относилась к алкоголю нормально. На тусовках, на которых, в принципе, не обойтись без этого я всегда с удовольствием пробовала что-нибудь из предложенного гостям, но… напиваться в «стельку», как бывало делали мои друзья, мне не хотелось. Я периодически ругала за это Юлю, но как не сложно было догадаться, она плевала на все мои упреки и в отличие от меня отжигала по полной.

— Спасибо.

— Видимо… мы никуда не поедем? — едва заметно нахмурилась она.

— Видимо, нет… — поднявшись со своего места, так и не прикоснувшись к завтраку, я решила вернуться к себе.

— Ну… — раздалось позади меня, когда я уже начала подниматься по лестнице. — Ла-а-адно. Приходи в чувство.

— Ага.

Еле добравшись до комнаты, я устало рухнула на кровать.

Черт. Черт. Черт. Не сумев сдержаться, я заплакала, стараясь заглушить свои эмоции в одеяле, чтобы, не дай бог, кто-нибудь меня услышал.

Более-менее успокоившись, я, не зная, что еще делать, от безделья зашла в социальную сеть, хоть и догадывалась, что делать этого не стоит.

К этому времени папка с новыми сообщениями уже разрывалась от вопросов любопытной Юлии, которая сто раз поинтересовалась одним и тем же, а именно, как же я провела вечер и не собираюсь ли выходить замуж?

Моментально вспомнив о том, как закончился наш разговор, я испытала сильное головокружение. Меня затошнило. И мне стало так невыносимо больно от того, что я не могу открутить время назад, исправив свои ошибки, что, отбросив телефон подальше, решила, больше не подходить к нему.

Запутавшись в одеяле, я в прямом смысле вперилась в окно, нависшее надо мной, и принялась изучать серые облака, печально проплывающие над домом.

Периодически я плакала. Плакала от боли. От обиды. От одиночества. От страха перед тем, что я не смогу забыть этот позор, что я не смогу его пережить.