Ваша С.К.

       Не оглянулась на гостью ведьма. Как стояла в стороне подле высокого пня, на котором едва приметно в волчьем черепе тлел фитилек. Княжна оглянулась на Раду, но тот и бровью не повел.

       — Здравствуй, бабушка! — поклонилась княжна в пояс.

       И снова финка на нее не смотрит. Листает замусоленную книгу и бормочет что-то — не разберешь. Махнула рукой над черепом и пропал огонь. Темно стало, хоть глаз коли. И вдруг снова заметалось крохотное пламя. И тут же погасло. Загорелось, погасло и так нескончаемое число раз.

       — Здравствуй, бабушка! — уже без поклона повторила княжна.

       Да и куда кланяться — перед ней коза, рогами в живот тычет, ласки требует — точно малое дитя, радуется. А финка злится. Лицом черна, как и наряд. Рубаха когда-то отличалась от верхнего сарафана, а сейчас все одного грязного цвета стало. Старуха так ссохлась, что подмышками сарафан парусами теперь болтался. Но глаза живые, блестят, как начищенные медные круги оберегов на толстых лямках финского одеяния. Бросила ведьма в огонь щепотку сухих трав, вспыхнули они, и заволокло землянку таким едким дымом, что не только Светлана, но и Раду закашлялся.

       — Знаю, зачем явилась. Все знаю, — бесшумно босыми ногами выступила из дыма ведьма и протянула к лицу Светланы костлявую руку. — Уходи!

       И чуть острыми ногтями глаза не выколола. Да выколола бы, не отступи Светлана к Раду.

       — И его забирай!

       Тут не ясно было, на кого указывал дрожащий старухин перст.

       — Не люблю я его. Слышишь, не люблю… — скрипела старуха надрывно.

       — Зато я люблю, — ответила Светлана, не задумываясь, спрашивают ли ее о Сашеньке или о трансильванском волке.

       — А я любить тебе не велела, аль забыла, что бабка наказывала?

       И снова надвинулась на Светлану, а той и отступать больше некуда, если только… Сама не поняла, как за спиной Раду оказалась. Поднял тот клетку и в протянутые ведьминские руки сунул. Туули аж на землю осела под тяжестью подарочка.

       — Вишь какой! — прохрипела она с пола. — Не люблю таких…

       — И не надо его любить, — выступила вперед Светлана, оттесняя Раду к ступенькам. — Помоги Сашеньке, а мы тебе даже спасибо не скажем.

       — Как же помогу я твоему голубку? — проговорила Туули, вылезая из-за клетки.

       Роста она была раньше высокого, и сейчас даже скрюченная до носа внучки легко доставала.

       — Не знаю, как, — тихо отвечала княжна. — Ты ведьма, тебе все ведомо.

       Расхохоталась Туули, да так сильно, что с потолка всем на головы земля посыпалась, и тонкие корешки закачались в разные стороны.

       — Ведьма, ведьма, ведьма… — разносился по землянке старушечий хрип. — Ведьма, говоришь?

       Подступила Туули к внучке, но руки не подняла. Только глаза белесые выпучила и острым подбородком затрясла.

       — Пока молодой и красивой была, колдуньей называли. А теперь, как стара стала, в ведьму превратилась…

       И снова хохотать принялась, и от каждого ее хрипа вздрагивала Светлана всем телом.

       — Недолог бабий век, недолог… — закашлялась в конец Туули. — И княгиня ваша не хороша уже собой, а страшна своей красой. Умирать надо вовремя. Вовремя, слышишь?

       Туули на такой тихий шепот перешла, что вопрос ее свой резон имел. Светлана кивнула и отступила от ведьмы со своим вопросом:

       — Поможешь, бабушка?

       — Помогу, — затрясла Туули головой и глаза закрыла. — Да только помощь моя как бы бедой для тебя не обернулась.

       — Не обернется, бабушка. Не обернется, — ответила княжна.

       — Не велел Федька тебе помогать, не велел… — оскалила ведьма желтые острые зубы.

       — А ты не слушай Басманова, — почти перебила ее княжна. — Не любит он Сашеньку. Смерти ему желает.

       — А ты любишь, значит? — сощурила ведьма глаза, пряча острый взгляд.

       — Никого не люблю, — ответила Светлана то, что ждала услышать от нее ведьма. — Только не допущу, чтобы кто-то из-за меня умирал. Верни Сашеньке человечье обличье, а там уже Бог ему судья, как и всем нам…

       Усмехнулась ведьма уже одними губами, не обнажая зубов.

       — Обо мне ваш Бог ничего не ведает, а мои боги давно не вспоминают. А князь наш, скажи, часто поминает? — сощурилась она в конец.

       — Часто, часто, — ответила Светлана и поклонилась бабке в пояс. — Гость у него. Шибко занят.

       — Доброту, Светлана, быстро забывают, — проговорила Туули, поднимая с клетки черный плащ. — Попомнишь слова мои. Ох, попомнишь…

       Светлана подхватила плащ и попятилась к выходу.

       — Куды пошла? — остановила ее ведьма. — Вели белобрысому рубаху снять, а то срамно выпускать твоего Сашеньку в лес голышом. А у этого шкура имеется.

       Светлана выпрямилась и, прижав к груди графский плащ, еще больше в росте вытянулась.

       — Раздевайтесь, сударь.

       И хоть и стояла к оборотню спиной, все равно глаза прикрыла, и выставила в сторону руку, через которую вскоре Раду перекинул крапивную рубаху. Раздались быстрые шаги, хлопнула дверь, и только тогда Светлана повесила рубаху на ветку, служившую в землянке вешалкой.

       — Не смей есть! — погрозила она пальцем козе. — А то волк саму тебя съест!

       Заслышав смешок ведьмы, княжна обернулась.

       — Мне уйти, бабушка?

       — Через ветер прошла и уйти? — хмыкнула Туули. — Уйти, вестимо уйти… Но сперва погадаю тебе… Позволишь?