Ваша С.К.

       — Я все написала, — сказала городская русалка, потупив глаза.

       Федор Алексеевич опустил свои в лист и замер: признание убийцы студентов было застенографировано, как и положено в суде.

       — Из образованных, что ли? Курсистка? А то думал, может наряд и тот украла…

       — Никогда не крала. Ничего, — вскинула голову русалка и вперилась честными глазами в наглые черные очи вечно-молодого красавца-упыря. — Кроме рыбы. Но сугубо для пропитания. Об этом тоже писать?

       — Не надо. Это к делу по убийству не относится. Ты близорука? — спросил секретарь, ставя рядом с подписью русалки свою, следовательскую. — Оттого столько невинных людей в Фонтанке искупала?

       Олечка кивнула.

       — Немного, — и засмущалась. — Немного близорука, хотела сказать. А что многим в пальто поплавать пришлось, то верно. Но прошу меня понять и простить: я их лиц долго не могла припомнить, а вот как корюшки наелась, так и память ко мне вернулась. Даже вспомнила, как стенографировать…

       И снова глаза опустила.

       — Не могу отпустить тебя, девочка, понимаешь? — заговорил Федор Алексеевич тихо. — При всем желании, не могу. Единственное, что могу, отправить тебя в Енисей или на худой конец в Ангару. Про княжество Финское забудь. Сбежать не получится. От княжеского правосудия еще никто не скрылся.

       — Но как же Петербург… — заплакала Олечка.

       — А надо было в кабинах меньше кататься. Ходить пешком полезнее для здоровья.

       Олечка вскинула на обвинителя глаза. Большие и злые.

       — Ладно, ладно… Суд у нас справедливый, хоть судья и судит по своей совести. У нашего князя она еще осталась.

       И ум остался. Мирослав и предложил тогда своему секретарю заменить ссылку общественными работами на срок до пяти лет, и Олечка Марципанова осталась в Фонтанном доме в качестве стенографистки. Остальное уже потом приложилось. Но не все складывалось так, как ей бы того хотелось. Три года для Олечки все еще были огромным сроком. Какие-то стенографистки становятся женами известных личностей, какие-то так и остаются вечными любовницами личностей не менее известных. Иногда, валяясь в слезах в ногах у своего покровителя, Олечка Марципанова уверяла его, что утопится во второй раз и в этот раз удачнее, на что Федор Алексеевич всегда отвечал одно и то же, пусть и на разных языках — удачи. И вообще любил напоминать, что это она тут на исправительных работах, а не он. Так что ему изменять принципам не с руки: на пальцах и так слишком много колечек. Да и медь, которую носят в ее сословии, он терпеть не может.

       — Я обещал позаботиться о твоем сыне. И забочусь. Больше я ничего и никому не обещал.

       Говорил это и жалел в душе Олечку — видел, что память к той как вернулась, так и снова пропала. Напоминай про лифт, не напоминай, заключённая Марципанова свято уверовала в то, что он, Фёдор Алексеевич, упырь, скоро четыре века как мертвый, и есть отец ее сыночка. Подсовывай ей учебники для фельдшеров, не подсовывай, не поверит же, что в мертвом и даже в относительно мертвом состоянии твари не размножаются, хоть и живут по старой живой памяти по парам.

       Глава 18 "Ветряная ведьма"

       Туули разошлась не на шутку. Ветер не только гудел в ветвях, но даже шелестел по земле кустиками черники. Светлана, как обхватила себя руками, так и не отнимала их от груди, чтобы стеганая безрукавка, которую сварганил себе Бабайка из старого ватного халата князя, не распахивалась на груди. В холодном доме от нее был толк, а сейчас Светлану не согрела б и лисья шуба! Хотя вот Раду точно бы от своей волчьей сейчас не отказался. Крапивная рубаха не греет… Дрожит, что осиновый лист. Не ровен час, подвывать ветру начнет.

       — Совсем немного осталось, — то и дело оборачивалась к замерзшему Грабану княжна, сильнее пригибаясь к земле, чтобы сыпавшиеся на голову сухие ветки не оцарапали лица.

       Оборотень обмотал косу вокруг шеи на манер шарфа и грел нос в складках плаща. Бурый на таком ветродуе чувствовал себя лучше всех и прижимал только уши. Да хвост, когда с надеждой смотрел на хозяйку: может, воротимся, а?

       — Еще немного потерпи, — отвечала она и шла вперед, останавливаясь лишь для того, чтобы засунуть в туфлю новый лист подорожника. — «Час от часу не легче» не про нас говорят, а нам полегчает, вот увидите, — это Светлана сказала уже Раду.

       Тот кивнул и предложил взять его под руку. На узкой тропинке такое джентльменство казалось смешным — двоим тут не разойтись, не то чтобы пойти под руку! Однако Светлана с радостью ухватилась за брошенную ей, точно спасательный канат, белобрысую косу. Она держалась за нее крепко, но при этом старалась не тянуть лишний раз, понимая, что коса — это хвост, самое уязвимое место у оборотней. Точно сказочная игла Кощея Бессмертного — отрубишь, вот и смерть оборотню пришла. Потянешь — адской болью наградишь.

       — Да что же это такое?! Туули!!! — закричала она на весь лес, но в ответ услышала лишь собственный голос.