Василий Темный

– Разве могут искать справедливости христиане у хана мусульманского? Какие заботы тяготят московского князя Василия?

– Звенигородский князь Юрий возалкал на московский стол и намерился отнять его у князя Василия.

Священник сурово сдвинул седые брови.

– Как хану судить Рюриковичей, когда князь Юрий на право старшего ссылается, а князь Василий на завещание отцовское? – Горестно покачал головой. – Не хану судьей быть, Богу.

Всеволжский вытащил из кармана мешочек с монетами, протянул священнику:

– На храм, отче.

– Спасибо, сын мой. Молись, и Господь рассудит князей по справедливости.

Поцеловав руку священника, боярин покинул церковь…

А старый священник, потупив очи, долго думал, и мысли его были о годах тяжких, прожитых здесь, в Орде.

Дома, в тесной келье, помолившись, уселся к столу и, обхватив ладонями седые виски, о прожитом задумался. Мысли его плутали. Они то уводили его назад, в прожитое, то уносили в будущее. Священник говорил сам с собой, и тогда он видел Сарай и дворец, где творил золотых дел мастер из Ростова, что на озере Неро. Красотой его творений любовались красавицы из всей Орды. А вот творения камнетеса из Суздали… Тех мастеров нет, они ушли в мир иной, но чудо, созданное ими, еще долго будет вызывать восхищение человека.

Пройдут века, вспомнят ли о них в далеком, далеком будущем…

И о сегодняшнем посещении храма боярином вспомнил. О суете сует человеческой подумал. И вспомнил, что записано в Евангелии от Матфея: какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?

* * *

Возвращаясь в караван-сарай, Всеволжский долго бродил по базару, где пахло пряностями, и товары со всего Востока рябили в глазах.

Здесь было все: шелка и бархат, драгоценные камни и золото, искусные украшения и дорогое оружие, но боярин этого не замечал. Всеволжский был озабочен предстоящим ханским судом. Каким он будет? Справедлив только суд Божий, но ханский? Звон, даже священник засомневался…

По скрипучим ступеням караван-сарая Всеволжский вступил в камору к князю. Василий сидел у стены на потертом коврике, скрестив ноги. Князь грел руки у жаровни. Посмотрел на вошедшего боярина. Всеволжский остановился у двери:

– Воспрянь духом, княже. За нами правда. Будет, как мы порешили, верю в это. Одного не ведаю, когда нас хан рассудит…

И потекли дни выжидания, утомительные в своем однообразии. Будто время остановилось. Холодные ветры задули, понесло пески на город. Он оседал на лицах, засыпал глаза и уши, скрипел под зубами.

Хан такую пору пережидал в степи, где стояла его белого войлока юрта и юрты его вельмож и нойонов. Всеволжский и князь Василий знали, хан не явится в город, пока дуют ветры и несут на город пески.

Боярин Ипполит сокрушался:

– Экое ненастье! А коли до снегов погода не уймется? Заметут снега Поле Дикое, ударят морозы, трудно будет в Москву ворочаться.

Ранняя весна в Сарае неровная, ночами с морозами и ветрами, случалось, обжигающими. Но днями было слякотно, и небо плакалось холодным дождем и мелким снегом, а лужи делались озерцами.

В такую пору в Сарае уныло. До полного тепла и выгрева, когда в степи поднимутся зеленя и появятся первые торговые гости, базары малолюдны.

Русским, как и иным приезжим, для жилья отведены караван-сараи. Они стоят почти у самой Волги-реки, обнесенные высокими глинобитными дувалами.

Налево и направо от ворот мазаные турлучные хранилища для товаров и тех даров, какие привозят русские князья для хана и его приближенных.

Амбары сторожат лютые псы, хотя они и не требуют охраны. По древнему обычаю, как повелось со времен могучего Чингиса и его внука Батыя, воины, жившие добычей на земле врага, карались смертью, если посягали на чужое в Золотой Орде.

На подворье караван-сарая длинные двухъярусные постройки, темные, со множеством дверей. Вдоль всего помещения навес, куда гость поднимается в свою каморку. Первый ярус – жилье для отроков, челяди, второй – для людей именитых.

Глава 14

С приближением тверских гребных и парусных судов казанская флотилия отошла от Нижнего Новгорода.

У Городца Репнин велел своим воеводам изготовиться к сражению на воде, но казанский визирь боя не принял, и тверские суда встали к нижегородским причалам.

По зыбким сходням князь сошел на берег, где его уже дожидался нижегородский посадник боярин Родион, поставленный еще московским великим князем Василием Дмитриевичем.

Прибытию тверского флота Родион обрадовался, одолели нижегородцев набеги татарские, то корабли торговые грабят, а то высадятся у Нижнего Новгорода, Кремль в осаде держат.

Завидев сходившего на сходни Репнина, боярин Родион быстро подошел к причалу, подал князю руку.

– С прибытием, князь, – высокий худощавый воевода нижегородский чуть склонил голову. – В самый раз поддержали вы нас, тверичи. Разбойная орда казанская подобна оводам, насилу отбиваемся от них.

Репнин бороду разгладил, ответил с хрипотцой:

– Что Казань – гнездо разбойное, всем известно, и нам бы, посадник, сообща его алчность унять. Ино и Твери, и Нижнему от Казани один урон.