Покой потерял Василий, одно на уме, бежать из Москвы. Пусть садится князь Юрий на великое московское княжение, а он, Василий, будет довольствоваться каким-нибудь княжеством. Пусть и отдаленным, малым, но тихим, спокойным.
Окликнул брата жены:
– Князь Василь Ярославич, устал я от стола великокняжеского, мочи нет. Удалюсь из Москвы, оставлю все князю Юрию Дмитриевичу, пусть он испытает все тревоги, какие меня одолевали, душу мою терзали.
Серпуховский князь брови поднял недоуменно:
– О чем сказываешь, великий князь? Ужли тя я слышу?
– Меня, князь. Знаю недоумение бояр, однако, слышал и зрил, како вели они себя на Думе? Мать, Софья Витовтовна, во гневе будет. Однако конец терпению моему. Вели, князь Василь Ярославич, пожитки грузить, а княгиню Марью Ярославну сам уведомлю…
Ранним воскресным утром апрельского дня княжеский поезд выбрался из Москвы на коломенскую дорогу и потянулся к Коломне.
Тихо и мирно въехал князь Юрий в Москву. Поднялся на Красное крыльцо, постоял. Сколько же раз поднимался он по нему, когда великим князем московским сидел брат Василий Дмитриевич, а прежде отец, Дмитрий Донской? Но вот при племяннике Василии волей невестки Софьи Витовтовны заказана была ему дорога во дворец.
Вошел Юрий в просторные сени, где в прошлые лета с утра толпились бояре, обошел пустые палаты.
Уехал Василий и забрал все свое семейство с матерью, вдовствующей великой княгиней.
Поворотился теперь уже великий князь Юрий Дмитриевич. К следующим за ним сыновьям Шемяке и Косому сказал:
– Созовем Думу, там и решим, как жить нам.
На Думу съезжались и те, кто давно видел в Юрии великого князя, и его недоброжелатели. Входили в палату настороженно.
А Юрий сидел в высоком кресле спокойно, будто оно ему всегда принадлежало, а с левой руки от него кресло, в котором уже уселся владыка Иона.
Бояре рассаживались вдоль стен, ждали, о чем Юрий речь поведет. А он вдруг неожиданно спросил:
– Как с Василием поступим, бояре?
И по палате очами пробежал.
Тишину нарушил боярин Морозов. Постукивая высоким посохом, сказал:
– А что Василий, как сел в Коломне, так и пусть сидит удельным князем коломенским, от Москвы зависимым.
Василий Косой подскочил:
– Ты, Морозов, давно ли из Твери в Москву перебежал, те ли судьбу Васьки решать!
Шемяка заорал на всю палату:
– Кинуть Василья в темницу, аль в монастырь постричь. Пусть грехи свои отмаливает.
И снова все в Думе замолчали. Тут владыка Иона голос подал:
– Не надобно злобствований, бояре, к миру взываю вас, княжичи.
Шемяка снова заорал:
– Благодеяние наказуемо, владыка. Те то ведомо!
Дума сторону владыки Ионы и Морозова заняла. Ждали, что скажет князь Юрий.
– Я, бояре, с вами в согласии, пусть сидит Василий князем коломенским.
Заехал тверской князь Борис к воеводе Михайле Холмскому к обеду, да и засиделись за столом. Уже девки со стола все унесли, а гость с хозяином не уймутся, все бубнят и все, казалось бы, об одном – о смене великого князя московского Юрием Дмитриевичем.
Говорил Борис:
– Чую, недолго сидеть Юрию на московском столе.
– Отчего же?
– Не та Софья Витовтовна, чтобы согласиться с потерей великого княжения.
– Может, оно и так, да быстро Василий с Москвой расстался.
– Василий-то расстался, да матушка у него властная. Не забыл я, как она на свадьбе сына Василия Косого и Шемяку обесчестила, пояс сорвала.
– Мнится мне, тот пояс – досужие выдумки боярские. Не было его у Дмитрия Донского.
– Так ли, нет, однако обиду Шемяка и Косой помнят. Да и князь Юрий не забыл.
– У князя Василия сын растет Иван, не потянулась бы к нему эта неприязнь да злобствования.
– Избави Бог.
Холмский к столу подался, налил из жбана чаши с пивом. Выпили. Михайло Дмитриевич бороду отер.
– Нет покоя земле русской. Если не Орда, так литва с ляхами. И когда уймутся?
Борис засмеялся:
– Да уж как уняться, коли нам самим не емлется.
Вошел отрок, внес свечу, вставил в серебряный поставец. Борис долго смотрел, как оплывает воск. Наконец поднялся:
– Засиделся я у тя, воевода Михайло Дмитриевич, пора и честь знать.
Велика тверская епархия, да приходами хорошими бедна. В Твери два, в Кашине да по селам некоторым.
Епископа Вассиана еще в молодые годы рукоположил митрополит московский Фотий.
Шли годы, скончался Фотий, и Вассиан рассчитывал, что назовут его первосвятителем, но собор избрал рязанского епископа Иону.
Теперь настанет время, и поедет Иона в Царьград к патриарху на посвящение.
Покинул Василий Москву, бежал с великого княжения и рад, успокоился. Коломна хоть удел московского княжества, но, по слухам, князь Юрий на Коломну войска не шлет, а потом на Думе порешил оставить Коломну за князем Василием.
А ведь было время, когда Василий мыслил бежать в Великий Новгород, у новгородцев убежища просить.
Княгиня Марья Ярославна коломенским сидением довольна, вот только мать, вдовствующая великая княгиня, обиды кажет.
– Ты, Василий, к чему с княжения великого сошел, Москву Юрию отдал? Великое княжество Московское твое по праву.
Говорит и усохшим кулачком машет, грозит.
Вошла бы она в положение сына, унялась. Не слишком Василий держался за великий стол.