Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы

Вслед нам стреляли. Наши солдаты, без того напуганные, увидели наших польских улан и, приняв их за британскую кавалерию, закричали: «Все пропало!» Крик эхом повторялся всюду, и скоро солдат охватил полнейший беспорядок. Каждый думал только о своем спасении. Напуганных людей невозможно контролировать. Кавалерия последовала примеру пехоты. Я видел драгун, несущихся галопом, прямо через злосчастную пехоту, которую они топтали копытами своих коней. Один раз и меня сбили с ног.

Может, Робино и считает, что «напуганных людей невозможно контролировать», но некоторых контролировать ему удавалось. Он пригрозил нескольким драгунам мушкетом и сумел их остановить. Он собрал 60 или 70 солдат и повел их на юг, но предусмотрительно избегал главной дороги, по которой погоня шла полным ходом. Ему удалось уйти, но в долине, под длинными лучами закатного солнца, убийства еще не закончились.

Французская армия погибала, но это не была мгновенная смерть. Потребовалось время, чтобы новости дошли до защитников Плансенуа, они продолжали сражаться до 9 часов вечера. Некоторые канониры из «гран-батареи» продолжали стрелять, пока армия разваливалась вокруг них. Один из последних выстрелов просвистел мимо Веллингтона, в каком-нибудь сантиметре от него, и отнял ногу у помощника командующего. «Боже, сэр! – сказал Аксбридж. – Я потерял ногу!» «Боже, сэр! – ответил герцог. – И в самом деле».

А еще оставались те три батальона Старой гвардии, которые отошли в долину. Они там и стояли, все еще в каре, все еще в полном порядке. Они медленно отступали под давлением союзной пехоты. Эскадрон 10-го гусарского напал на одно из каре Старой гвардии и был отброшен. Их командир, майор, достопочтенный Фредерик Говард, сын графа Карлайла, стал одним из последних убитых в тот день британских офицеров. Он без сознания упал с лошади перед каре Старой гвардии, и гвардеец вышел из рядов и добил майора по голове прикладом мушкета. Некоторые французские пехотинцы пытались укрыться в гвардейских каре, но гроньяры были слишком опытными воинами, чтобы позволить такому случиться. Человек, продирающийся внутрь каре, может проложить путь вражеской коннице, поэтому гвардейцы стреляли, не разбирая, где враг, где друг.

Генерал Пьер Камброн, командовавший гвардейской бригадой, стоял в одном из каре. Их положение было безнадежным. Британская и ганноверская пехота окружила их, и офицеры кричали гвардейцам, чтобы те сдавались. И тогда родилась одна из самых устойчивых легенд о Ватерлоо. Якобы Камброн ответил: La Guard meurt, mais ne se rend pas! («Гвардия умирает, но не сдается!») Эти прекрасные слова почти наверняка придумали французские журналисты через несколько лет после битвы. По другой версии, Камброн в качестве ответа прокричал только одно слово: Merde! («Дерьмо!») Оба варианта ответа получили известность – достойный ответ пред лицом неминуемой гибели. Сам Камброн заявлял, что сказал: «Такие скоты, как мы, не сдаются!» – однако все-таки сдался. Его сбило с коня мушкетной пулей, задевшей его в голову и лишившей сознания. Полковник Хью Халкетт, британский офицер на ганноверской службе, взял Камброна в плен, а каре, которым тот командовал, таяло под картечью и мушкетным огнем. Оно превратилось в треугольник, а затем, уже недалеко от

La Belle Alliance, распалось, и французские гвардейцы присоединились к всеобщему бегству.

Один офицер 71-го пехотного утверждал, что сделал последний при Ватерлоо выстрел из пушки. 71-й, точнее, то, что от него осталось, наступал с 52-м сэра Джона Колборна. Гренадерская рота 71-го обнаружила брошенную французскую пушку и горящий фитиль рядом. Фитиль, доставлявший огонь к пороху в стволе пушки, выпал из запального отверстия, и это говорило о том, что пушка заряжена. Лейтенант Торриано и несколько его солдат развернули пушку в направлении Старой гвардии, вставили фитиль в запальное отверстие и выпалили по шеренгам гвардейцев.

Ночь почти наступила. Солнце село, дым густо висел над долиной, но больше не озарялся зловещими вспышками выстрелов. Блюхер проехал через развалины Плансенуа на Брюссельский тракт и там, где-то южнее La Belle Alliance

, повстречал Веллингтона. Около половины десятого полководцы пожали друг другу руки. Некотрые утверждают, что они спешились и обнялись. Mein Lieber Kamerad, – сказал Блюхер, – quelle affaire! («Мой дорогой друг, каково дельце!»)