Ватник Солженицына

Нам скажут: как можно так цинично считать трупы? Дескать, и горе одного человека (пресловутая «слезинка ребенка») – уже горе, и нет разницы убито 10 миллионов или всего 100 тысяч. Если нет разницы – отлично! Тогда записывайте в великие диктаторы человечества и всех английских королей, и всех американских президентов… А что касается «слезинки ребенка», то не Достоевский, а Иван Карамазов придумал эту тему, а он, как известно, был в общении с дьяволом.

Ставить Гитлера рядом со Сталиным нельзя не только потому, что на совести одного больше 60 миллионов жертв, а на совести другого – одна или две сотни тысяч действительно невинных. Дело не только в этом; сами проекты фашизма и коммунизма в корне противоположны. Фашизм есть проект превращения всех наций в ресурс для одной, а сталинский коммунизм есть проект жертвы одной нации ради спасения всех остальных, в нем узнается христианская заповедь: тот спасется, «кто положит душу за други своя»…

Сознательно ли фальсифицировал историю Солженицын? Или, может быть, он свято верил в правоту своего дела и боролся за истину? Ну, в таком случае, мимо его внимания не могли бы пройти исследования профессиональных и добросовестных историков, с начала 1990-х годов публикующих исследования об истинном состоянии дел с Гулагом, репрессиями, военными потерями. Не могли остаться для него незамеченными работы Виктора Земскова и его соратников, перелопативших тонны архивных материалов, чтобы докопаться до правды. Уж как-нибудь он должен бы на них отреагировать?

Но Солженицын не реагировал – ни критическим замечанием, ни уж тем более добрым словом. Солженицын всегда был глух к критике и доводам разума. Он фанатично предавался своему единственному делу – борьбе с советским режимом. И во имя победы над «Мировым Злом» шел на сделки с совестью, используя свой «исконный привычный стиль – лагерную “раскидку чернухи”».

Фальсификации истории – это, как правило, сознательное, хорошо продуманное предприятие, преследующие большие цели. В свое время Гомер «переиграл» итоги Троянской войны, чтобы сплотить греческий народ382

. А задолго до Гомера на стенах египетских храмов были высечены реляции Рамзеса II о победе над хеттами в битве при Кадеше. Ученые выяснили, что в грандиозной войне двух мировых империй XIV века до н.э. победили все же хетты, однако долгие века египтяне жили в твердой уверенности, что их империя не ведала поражений – и эта уверенность придавала им силы во всех последующих войнах.

Поистине историческое значение имела и фабрикация так называемого «Константинова дара» – грамоты о передаче в IV веке императором Константином верховной власти над Западной Римской империей папе Сильвестру. С помощью этой фальшивки еще с VIII века обосновывали свою власть римские папы, пока в XV веке итальянский гуманист Лоренцо Валла не доказал подложность этого «дара».

Давно забылось в народной памяти, как все было на самом деле, и помнят о том лишь университетские профессора. Не на то же ли самое рассчитывал тщеславный Солженицын – что пройдут годы, десятилетия, века, канут в Лету документы и свидетельства очевидцев, а в молве народной останется лишь память о страшных невзгодах, охвативших в первой половине XX века давно исчезнувшую страну, занимавшую чуть ли не половину евразийского континента?

Непридуманный Гулаг

Страшный сталинский Гулаг описывали, слава Богу, не только солженицыны. Один из авторов книги, которую вы держите в руках, однажды познакомился с немцем Клаусом Фрицше и получил от него в дар его книгу «Воздушный стрелок». Сочинение повествует о шести годах советского плена, в который он, Клаус, бравый фашистский летчик, сбитый нашими зенитчиками, попал в середине войны. По сути, Фрицше сидел в то же время, что и Солженицын. Только отсидка была у них несколько разной. В то время как Солженицын обретался по подмосковным шарашкам, фашистский летчик отбывал срок в лагерях ближе к Северу да в Поволжье.

Надо ясно отдавать себе отчет, что условия содержания для фашистов и не могли быть и не были лучше, чем условия содержания таких, как Солженицын, «несознательных».

Но, на удивление, у Клауса Фрицше, написавшего по своим воспоминаниям свой «Архипелаг», мы не найдем басен о том, как «был глухой слух, что 150 человек сожгли» или «один сапожник рассказал, как 300 человек чекисты заморозили» или «один чувашонок болтал, что 900 человек расстреляли».

Наоборот! Самое удивительное, что до сих пор потрясает немецкое упорядоченное сознание автора, так это удивительная свобода и даже раздолбай-ство в наших лагерях! Он рассказывает, как запросто отпускали их на покосы, можно было бежать, но… как-то не хотелось. Вспоминает, как работал в охотку, как собирал грибы и ягоды, как влюблялся, причем взаимно, в русских девчонок, которые работали с ними, пленными, бок о бок и не меньше них. У него аж несколько любовных романов успело случиться за эти несколько лет в СССР.

Или вот типичная история: