Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

— Ты все еще интересуешься этим уродом? Я расскажу тебе, как живут здесь, на материке, так близко от радиации. Радиация сделала так, что некоторые из наших племен ушли на тысячелетия вперед по цепи человеческой эволюции, некоторые же вернулись по ней назад. Но и те, и другие остановились на той точке, на которой могут поддерживать генетическую стабильность вида. Тлото же — таких, как он, сейчас уже очень мало — случайный бросок куда-то в сторону от человеческого спектра. Когда я вижу, что неандертальские ребятишки дразнят его, я всегда их останавливаю. Но по той же причине я хочу, чтобы ты прекратил оказывать ему внимание. Оно может повредить ему так же, как камень или брошенная палка...— он осекся.— Но сейчас, наверное, эти слова тебе не нужны.

Мальчик задумался. Гистосент? Откуда-то к нему пришло другое слово, притянутое по ассоциации рифм, а затем и по значению. Он попытался поставить одно слово перед другим, чтобы понять, которое было первым. Так начался процесс определения, и он длился, пока мальчик не заснул.

В течение следующих дней он много смеялся. Выживание в лесу стало рутиной. Мальчик наблюдал за Кворлом, когда они встречали других лесных жителей. Часто встречи сопровождались добрыми словами и ощущением дружелюбия, которое позволяло расслабиться. Но если встречался кто-то со шрамами, Кворл словно застывал.

Однажды мальчик подошел к храму на каменной плите. На камне были вырезаны фигуры — странные создания, может быть, даже люди, но такие искаженные и деформированные, что их стало почти невозможно узнать. Разглядывая их, он заметил, что из храма вышел жрец и наблюдает за ним, и снова сбежал под защиту деревьев.

Потом он попытался взобраться на гору. Это было трудным делом, потому что весенние ручьи разлились, подмывая камни, и опора часто уходила у него из-под ног. Наконец он остановился под выступом, нависающим над скалами и деревьями. Мальчик влез на камень и посмотрел вниз по склону горы. Он поднялся очень высоко. Положив руку на ствол полусгнившего дерева, он стоял и искоса поглядывал в небо.

Однажды они с Кворлом ставили ловушки на краю луга, в другом конце которого стоял покосившийся фермерский дом. Людей в нем не было. В другой раз они ставили ловушки на краю джунглей, за которыми земля была серой и растрескавшейся, и на ней среди папоротников рядами стояли шаткие хижины. Многие из живущих там лесных людей имели тройные шрамы и держались большими группами. Мальчик подумал, не увидит ли он с высоты тот пустой луг или ряды тюремных хижин. Река светлой змеей бежала через всю долину к морю, небо было ослепительно голубым.

Сначала он услышал, потом почувствовал. Он хотел спуститься на более твердую почву, но не успел. Камень наклонился, сорвался с места, и мальчик упал. Неожиданно память словно огненным клинком пронзили слова: «...колени вверх, подбородок вниз, и быстро катись». Давным-давно их произнесла девушка... До следующего ровного места было, пожалуй, футов двадцать. Три ветки сломались при его падении, он ударился о землю и покатился. Что-то — камень или гнилой сук — стукнулось о то место, где он только что был. Он катился слишком быстро, не успевая ухватиться ни за какую опору на склоне. Затем он ударился обо что-то твердое, и все затянулось пеленой боли, а потом тьма поглотила его.

Много времени спустя он открыл глаза. Боль была в ноге, да и вообще болела вся левая сторона тела. Все мышцы были напряжены и никак не могли расслабиться. Он попытался ползти и чуть не оторвал ногу. Кое-как приподнявшись, он оглянулся и осознал, насколько все плохо. В этот миг он понимал, что чувствует дикий кот, попавший в ловушку, когда отгрызает себе лапу, чтобы истечь кровью — но на свободе.

Еще раз взглянув, он закрыл глаза от ужаса и бессилия. Бревно толще его тела упало поперек его левой ноги. Он стал толкать его, но только ссадил ладони о кору и в конце концов потерял сознание от усилий.

Когда он пришел в себя, боль отступила куда-то вдаль. В воздухе сгущался мрак. Наверное, он еще не проснулся. Он грезил о чем-то очень-очень приятном, о каком-то маленьком садике, где резкие и прохладные тени танцуют на самой грани его видимости, о маленьком садике позади...

Придя в себя, он снова боролся с бревном, из-под которого уже выступила кровь, и снова беспамятство закрывало ему глаза.

Тлото дотянул Кворла до середины горы, прежде чем гигант понял, в чем дело, и пустился бегом. Он нашел мальчика как раз перед заходом солнца. Тот тяжело дышал, глаза его были закрыты, кулаки сжаты. В пыли темнела засохшая кровь.

Большие смуглые руки взялись за бревно и стали сдвигать его. Мальчик вскрикнул.

Руки стали поднимать бревно. Крик перешел в вопль. Бревно, поднимаясь, содрало кусок плоти с ноги мальчика. Он снова взвыл.

Руки подняли мальчика. Они были теплые и держали крепко. Щека мальчика прижалась к жесткому мускулистому плечу, и он перестал кричать. Это лучший из возможных снов, пронеслось у него в голове — Кворл здесь. Но боль не уходила. Первые слезы показались на глазах мальчика, и он плакал, пока не уснул.