– Твоя мать потеряла своего мужчину, она не хотела терять тебя, – как-то так сказал Батарея, и все вокруг меня были ее сестрами, которые думали, что они мои матери, и жили в нищете, без ванной или душа, ножей и вилок, стульев и столов. Они видели, как я пришел в этот мир, говорили они, наблюдали, как вышло мое скользкое влажное тельце, как я заголосил. Я не мог сомневаться в них, но я все еще любил мать, которая была маленькой белой женщиной с седыми волосами, отхлебывающей слабый чай из стеклянной чашки, ту женщину, что оттирала пол кухни хлоркой.
– Твоя мать держала тебя возле себя и своих сестер: Элис, Бетти, Джуни, все время с ними, и когда он уходил на источники (вон там, возле деревьев), чтобы добыть камыши и лесной лук, он оставлял тебя ланга куламон[116]
.– В тот день Кев Литтл отправил старого Эрика Портера искать быка на мясо, мы называем их убийцами. У Эрика катаракта. Он достаточно видел, чтобы отстреливать быков, но не более.
– Ты был маленьким, и ты плакал, а она была матерью, и ей приходилось копать, чтобы наполнить корзину, и был чертовски сильный ветер, который мы зовем вилли-вилли.
– Христиане говорят, что это дьявол, но мы знаем, что это орел, мы знаем, как ее зовут. Вамулу, клинохвостый орел. Она схватила тебя острыми когтями и забрала, чтобы съесть.
– Что сталось с нашим ребенком? Мать побежала. Они услышали, как ты плачешь в небе. Верни нам ребенка.
– У Эрика был 0,303[117]
Кева Литтла. Я убью орла. О нет, ты убьешь чертова ребенка.– Глупые женщины, хватит кричать. Он стрелять, и пуля пролетать мимо младенца. Есть, попал в орла.
– Вамулу бросает тебя. Ты упал ланга заросли. Малыши, дети, охотились на змей, и младенец чуть не упал на них, они вернули тебя в лагерь. Он особенный, этот малыш.
– Ты быть особенный, но берегись. Все еще оставались парни из Опеки, хуже любого орла. Они приходить в лагерь, детей прятали. Знаешь Моисея в камыше? Дочь фараона находить младенца. Да, только не дочь, а два шахтера, с лошадью и телегой. Они забрали тебя у Полли и ругали ее, потому что у тебя было ранено плечо, и они смыли все лекарство, и положили тебя в повозку. Забрали полукровку. Сказали, что отвезут тебя к врачу. Мать шла за повозкой всю дорогу до Дерби. Жестокие засранцы. В итоге они позволить ей нести тебя, но только чтобы отдохнуть самим. Двести миль она надеяться, ей оставят ребенка, но когда ты в Дерби, они украли тебя совсем.
– Когда твоя мать узнать, что ты на корабле, она взбесилась. Вскоре она пыталась сжечь полицейскую прачечную, и они поймать ее и посадить в тюрьму, и когда она вернуться к нам, то была очень худой. Даже мабарн[118]
не мог помочь ей. Она стала еще тоньше. Затем она родила нового ребенка от белого и снова совершила поджог, и ее опять посадили. Она проиграла, умерла в тюрьме. Мы очень плакали в лагере.Три маленьких мальчика, Питер, Ленни и Оливер Эму, привели меня домой в резиденцию учителя. Мы прошли мимо Картера, который стоял за забором из колючей проволоки, играл в крикет со своим сыном и дочкой. Он крикнул, что мне следует помыться. Я подумал: «Он стоит на месте Кева Литтла». Боже, лучше бы я этого не знал. Меня мутило от мысли, кем я должен быть. Я начал записывать свое понимание себя, но предложения выходили путаные, витиеватые, их было невозможно исправить. Я все еще держал в руке карандаш, когда меня вывернуло наизнанку в дворовом сортире.
7
Машина Бобсов прошла девять тысяч миль с тех пор, как мы покинули выставку в Сиднее. Оставалось семьсот миль до полного круга. И вот, в четыре утра, мы проехали через Пентлендские холмы всего в двадцати милях от Бахус-Марша. Этот путь мы совершали много раз: через Маунт-Эгертон, мимо Маунт-Баниньонг, вниз через водохранилище ручья Пайкс, где Ронни поймал красноперку, мимо поворота на Блэквуд, куда мы брали детей покачаться на подвесном мосту и пили пенящуюся воду из скалы, мимо паба в Мирньонге, где у Хэллорена не получилось водить «яг» – иной мир для нас сейчас.
Наши детки не спали, ждали нас у подножия Стэмфордского холма, и я не знала, что почувствую, не понимала, даже когда это уже происходило: уличные фонари светили перед восходом солнца, Беверли, вся разодетая, ждет меня, дрожа от холода. Она потратила оставшиеся деньги на полотняный транспарант с моим большим портретом. Конечно, Коротышка там тоже был, только меньше. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, МИССУС И МИСТЕР РЕДЕКС. Я улыбалась, как кукла. Обняла мою маленькую серьезную Эдит, а Ронни подлетел и обвился вокруг меня. Чувствовали ли они, что случилось с их мамой? Им это тоже казалось неправильным? Ронни прижался так крепко, что его пришлось отдирать, чтобы я могла обняться с Беверли.
Их одноклассники из государственной школы подарили мне полевые цветы в банке из-под арахисового масла.