Поцеловав ее в мокрую щеку, я убрала пустые пузырьки в шкатулку. Будет время — пересчитаю.
— Габи?
— Да? — Я остановилась на пороге.
— Я сама к тебе приду, это ведь я твоя компаньонка, а не ты моя. Слуги начнут болтать, — сестра недовольно поморщилась, ей не нравилось лгать и притворяться, и последние шесть месяцев были для нее настоящим испытанием.
Я к притворству относилась проще, понимая, что меня настоящую никто не оценит. А ложь… и к ней можно привыкнуть. И даже не замечать осадка, остающегося в душе.
— Эли, ты моя сестра, близняшка; слуги ничего не скажут. Они понимают, что мы как две половинки единого целого.
— И все равно. Я приду. — Элиза вяло улыбнулась, апатично посмотрела на туалетный столик.
— Хорошо! — сдалась я.
Пусть поступает, как считает нужным, только не впадает в апатию.
В своей спальне я первым делом занялась складками на платье. Устранив их с помощью найденного в гардеробной утюга, работающего от простого магнакопителя, я села за туалетный столик и помассировала ноющие виски. Зелье сняло усталость, но, как и в прошлый раз, не убрало неприятный побочный эффект — провалы в памяти. И этот неожиданно возникший момент нужно тщательно обдумать. Без эмоций, без страха — только факты и та часть воспоминаний, которая способна помочь мне понять, что именно стало катализатором в этот раз.
Первый провал памяти случился полгода назад. В день выпускного. Я увидела перевернутую карету, отброшенную на добрый десяток футов от дороги. Предчувствие беды, приведшее меня туда, усилилось. Потом была поляна… Клыки и серебристая шерсть…
Я сжала задрожавшие пальцы в кулаки, посмотрела на свое лицо, отразившееся в зеркале: зрачки расширены, кожа белее мела, в уголках глаз блестят слезы.
«Не смей сдаваться! Ты не можешь бояться!»
Пара глубоких вдохов — и я нашла причины второго провала в памяти. Их было несколько.
Порождение эфира на мосту. Клыки и серая шерсть. Я не заостряла на этом внимание. Но неосознанно приняла его за другое чудовище. Однако на мосту было не оно. У первого шерсть была серебристой. Лунного цвета — так романтично описывали ее оттенок в книгах.
Вторая причина: срыв Элизы. Я солгала себе, сказав, что никогда не видела подобного. Это была глупая попытка защититься от воспоминаний. Видела. На той поляне. Это было последнее, что я помнила.
Итог. Хорошо, что в этот раз мое беспамятство продлилось недолго. Иначе пришлось бы объяснять Витору, что с нами происходит, а это конец.
Вывод: надо контролировать чувства. Не таить их от самой себя. Признаваться в том, что меня пугает. То, что помогало мне последние полгода, теперь мешает.
Не знаю, возможно, это на меня влияет общество двух мастеров теней. Точнее, нервозное состояние, в котором я нахожусь с момента приезда. Срыв Эли, скорее всего, связан с тем же.
Значит, не нервничаем. И ограждаем сестру от родственников Витора. Все же я его вдова, а не она.
А вначале неплохо бы понять, с чего вдруг Кевин меня так «любит»? Я отобрала у него вкусный кусок жаркого, и двэйн решил заставить меня вернуть его с помощью своей «беспредельной вежливости»? Решил заставить отказаться от наследства Витора? Я не собиралась выяснять истинные причины «шутки» Алистера, но, видимо, придется. Меня Кевин выводит из себя; Эли тоже слишком бурно реагирует на родственников Витора с Салливаном во главе.
Отправить Элизу домой я при всем желании не могу. Без меня она и суток не продержится, даже с тройной дозой зелья.
Разобравшись с собой, я ободряюще улыбнулась отражению и приколола шляпку. К моему удивлению, черный цвет мне шел. Впрочем, моему лицу не хватало красок, но это дело поправимое. Я потянулась за кисточкой, чтобы нанести на губы немного кармина.
— Не стоит, иначе мне придется воскреснуть раньше оговоренного срока. — В кресле за моей спиной возникла тень Витора: форма «полустудень» или «барельеф».
— Боитесь, что за слишком цветущий вид меня прикончат ваши родственники? — Я взяла баночку с кармином и сделала губы ярче.
— Боюсь, что вас засыплют предложениями руки и сердца. — Алистер оказался рядом, отобрал баночку, водрузил ее обратно на туалетный столик.
Я не собиралась злоупотреблять косметикой, но заявление мастера заставило поморщиться.
— Если меня и решат облагодетельствовать такими предложениями, то только из-за вашего наследства. Ничто так не красит женщину, как миллион золотыми. А земли и большое поместье придают ей дополнительного шарма.
— А если она еще и не по годам рассудительна, ей просто цены нет, — закончил Витор, вернувшийся в кресло; я чувствовала его взгляд, но не видела лица. Поэтому не могла точно сказать, замаскированная это насмешка или он на самом деле так считает. Определить по ровной интонации я не смогла.
Не знаю, за что Витор принял мое задумчивое молчание, но его следующие слова стали полной неожиданностью:
— Знаете, Габи, если бы обстоятельства сложились иначе, я бы всерьез задумался о немедленном расторжении нашего договора.
Что?!
Я резко повернулась к Алистеру: