Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

Джон еще не совершал оперативных действий, хотя с момента его прибытия в Москву прошло восемь месяцев. В офисе он держался особняком и никогда не вызывался на задания сам. Казалось, он был в стороне от дел и операций, хотя они с женой нашли и описали несколько хороших новых объектов. Мне казалось, что ему не хватает смелости, которой, судя по всему, было не занимать его жене. Складывалось ощущение, что Джон был доволен своей должностью. Он приходил на совещания, но редко говорил по делу. Возможно, ему не хватало качеств, необходимых для сопряженной с огромным риском работы на ЦРУ в таком враждебном и опасном месте.

На предварительном обсуждении плана доставки пакета Тригону на “Парковке” Джон просто сказал, что оставит машину в нескольких кварталах от места, проехав по маршруту, который я сочла слишком коротким, чтобы определить наверняка, установлена ли за ним слежка. Мне было сложно сдержаться, но я все же промолчала и позволила Тиму сказать, что, припарковавшись так близко, Джон может скомпрометировать и место, и агента. Это было бы особенно опасно в том случае, если бы Джон не сумел точно определить, следят за ним или нет. Джон возразил, что они с женой сделают вид, будто собираются прогуляться по набережной, и по дороге он пройдет мимо машины Тригона и доставит пакет, ловко просунув его в окно. Тим спокойно сказал, что это не сработает. Не издавая ни звука, внутри я так и кричала от ужаса, понимая, что Джон приведет слежку прямо к машине Тригона и тем самым вынесет ему приговор.

Тиму наконец стало ясно, что Джон не понимает, с каким риском сопряжена оперативная работа в Москве. Судя по всему, Джон полагал, что если он не замечает слежки, то слежки за ним нет. Но обнаружить группу наблюдения было вовсе не просто. Для этого нужно было долго ездить по городу, применяя специальные техники, которым Джон как будто не научился в ходе своей подготовки. Кроме того, он, видимо, считал, что наличие адекватного прикрытия на время операции автоматически заставляет слежку закрыть на него глаза.

Мне было сложно смириться с тем, что такого человека назначили на работу в Москву. Джон явно не сознавал своей ответственности за жизнь отважных агентов, которые сотрудничали с нами в этом опасном месте. Он просто этого не понимал. Жизнь Тригона была в наших руках. И это была не дипломатическая игра. Мы были в ответе за жизнь своих агентов. Я искренне боялась, что случится летом, когда Тим вернется в США, а к нам приедет новый начальник, который, возможно, сочтет, что Джон достаточно опытен, чтобы вести оперативную деятельность в Москве. Но в тот момент меня переполняла тревога за Тригона.

Для доставки пакета в машину Тригона выбрали другого опытного офицера, который должен был с предельной внимательностью изучить окрестности “Парковки”, чтобы вовремя заметить работающего на КГБ соглядатая или любые признаки того, что за машиной Тригона установлено наблюдение. Все это могло сообщить нам, что Тригон попал под подозрение. Мы с облегчением выдохнули, надеясь, что операция все же пройдет без помех. Нам хотелось, чтобы эта долгая и темная зима закончилась и мы восстановили надежную двустороннюю коммуникацию с Тригоном.

Мы удивились и обрадовались, когда Тригон снова подставил машину в условленном месте, подавая сигнал о готовности сделать обмен в “Лесу” всего через четыре дня после успешной доставки пакета на “Парковке”. Я уже привыкла делать закладки в “Лесу”, но на этот раз волновалась за благополучие Тригона, не забывая о странностях с его прошлой пленкой и проблемах со здоровьем, о которых он нам сообщал.

У меня словно камень с души свалился, когда наш синхронизированный обмен в “Лесу” прошел как обычно, без сучка без задоринки. Тригон забрал мою закладку и оставил мне смятый молочный пакет на том же месте.

Но теперь Нил всерьез насторожился, увидев, что качество снимков на 35-миллиметровую пленку стало еще хуже, чем в предыдущем пакете. Тригон всегда был аккуратен, размещал документы по центру кадра и фотографировал страницы последовательно. На новых пленках несколько сфотографированных страниц попали в кадр не целиком, были размыты или читаемы лишь частично. Большинство документов было отснято не полностью, а некоторые страницы и вовсе были сдвинуты и выходили за границы кадра. Я начала сомневаться, что Тригон останется жив. Все было не так. Тригон всегда был предсказуем, но теперь его действия стали хаотичными. Может, это был уже не Тригон? Может, кто-то пытался имитировать его тайную работу на нас?

Нам нужно было признать, что Тригон, вероятно, находится под контролем КГБ, и офицеры КГБ уменьшают количество полезной документальной информации в его пакетах и снижают ее качество. Если так, то в КГБ пытались поддерживать с нами связь, не давая нам почти никаких ценных разведданных. Мы решили продолжить операцию, списав все на черную полосу в жизни Тригона. Вместе с тем в глубине души мы понимали, что Тригон, возможно, уже встретил свой конец.