– Вот у моей настоящей матери руки… Это руки за миллион баксов, понимаешь? Изнеженные, ухоженные, каждый ноготь – произведение искусства. Такими руками ничего не удержишь, не разбросаешь камни, не вытащишь… не вытащишь ребенка из подвала… – на этом месте он вдруг осекся, заозирался по сторонам, подхватил со стола еще не допитую бутылку вина и, припав губами к горлышку, принялся жадно пить.
– Так.
София уперлась кулаками в колени, тряхнула головой. Затем протянула руку и решительно вырвала у Берканта бутылку. Вино выплеснулось тому на подбородок и закапало на обнаженную грудь. Беркант же беспомощно захлопал глазами, словно не понимая, куда вдруг исчез вожделенный алкоголь.
– Зайдем с другой стороны, – сказала София, отставив бутылку подальше. – Что у тебя случилось, ты можешь объяснить?
– У меня? – переспросил Беркант.
И вдруг подскочил с дивана, заметался по комнате в одних брюках (залитую вином рубашку Софии все же удалось с него снять). Вся его худая, изможденная фигура двигалась шатко, ломано, как марионетка в кукольном театре – расписной Арлекин, ломающийся на потеху толпе. На спине под тонкой кожей проступали позвонки, хрупкие плечи неловко сутулились. Он казался сейчас вечным мальчиком, подростком, обреченным никогда не взрослеть, цветком, едва распустившимся и уже начавшим безвозвратно увядать.
– Я – актер! – объявил он Софии, резко развернувшись к ней, театрально прижав руку к груди и сверкая глазами. – Я не способен работать с непрофессионалами, инстаграмными старлетками. Мне душно с ними, я не могу творить… Кто-то скажет, что у меня дурной характер, что я нагло себя веду на площадке, но я просто не в силах… Они ведь знали, что, если обеспечат мне условия, я выдам такой накал игры, который им и не снился… Что это их бездарное «мыло» засияет новыми гранями, что зрители будут рыдать… Я ведь прошу о такой малости – только не мешать мне, создать условия. И ни черта не получаю! Начинаю раздражаться, орать, эти их бездарные смазливые дурехи пугаются, зажимаются. А потом они объявляют: по итогам трех показанных серий рейтинги у сериала провальные, мы закрываем проект. И кто в этом виноват? Кто?
София мало что поняла из его бессвязной речи. Уяснила только, что, видимо, сериал, в котором Беркант начал сниматься, закрыли из-за низких рейтингов, и он лишился работы. Выспросить детали ей не удалось, потому что Беркант, выговорившись, снова сорвался с места, рванулся куда-то, зачем-то распахнул окно – в комнату тут же ворвался ночной ветер, запах соли и хвои, отдаленный гул проносившихся по улице машин, – высунулся чуть не по пояс. София метнулась за ним, перехватила за талию теми самыми сильными руками, которыми Беркант только что восхищался, и оттащила его от окна.
– Не психуй, тут пятый этаж, – резко бросила она и, встав с ним лицом к лицу, слегка встряхнула за плечи. – Я так понимаю, у тебя вышли неприятности на работе, верно? Закрыли проект? Это обидно, конечно, но не стоит того…
Беркант несколько секунд просто молча смотрел на нее, потом откинул голову и расхохотался, – но смех вышел болезненным, жалким. Софии показалось, он эхом отразился от стен и запрыгал по комнате, споткнулся о пустую бутылку, загремел в недрах домашнего бара.
– Закрыли проект, закрыли… – снова рассеянно забормотал Беркант.
Взгляд его принялся блуждать по комнате и вдруг остановился на валявшейся на столе папиросной бумаге и раскрытой расписной табакерке.
– О! – обрадованно воскликнул он и, увернувшись от Софии, направился прямиком к столу. – Раз пить ты мне не даешь, будем расслабляться иным путем.
Рухнув на диван, он оторвал кусок бумаги, высыпал на него из табакерки маленький холмик гашиша, ловко утрамбовал его пальцами, свернул самокрутку и, щелкнув зажигалкой, раскурил. София наблюдала за ним, не решаясь вмешиваться. Она не настолько хорошо знала Берканта, чтобы сразу понять, как нужно действовать. Пока казалось, что любое ее движение только укрепляет его в решении продолжить накачиваться выпивкой и травой. Можно было бы в принципе позвонить в «Скорую», отправить Берканта в больницу, где его подержат под капельницей, чтобы снять интоксикацию. Правда, такое развитие событий опасно было тем, что о нем могут пронюхать вездесущие папарацци. Вряд ли карьере Берканта пойдут на пользу публикации о том, как он в пьяном виде угодил в госпиталь. Обдумав эту возможность, София решила пока повременить с вызовом врачей.
Само по себе состояние Берканта ее не пугало. В самом деле, он был далеко не первым пьяным и накуренным человеком, которого София увидела в своей жизни, и его здоровью, судя по всему, прямо сейчас ничего всерьез не угрожало. Но в этой его гибельной браваде, в этих ужимках смертельно раненного паяца, в этом потерянно мечущемся взгляде было что-то жуткое. Что-то такое, что болью отдавалось у Софии в груди.
– Будешь? – спросил он, протянув ей самокрутку.
София покачала головой. Беркант рухнул обратно на диван, сполз совсем низко, так, что макушка его едва виднелась над стеклянной столешницей, и протянул: