Вдребезги

Нет, Джеймс ему в кошмарах не снился. Ему снился дом на тихой улице с фонарями и платанами. Ему снились ночные улицы Бирмингема, холодное зимнее море, жаркие синие глаза и лицо, наклоняющееся сверху с быстрой жадной улыбкой, и тёмные мягкие пряди волос, упавшие прямо на скулы в веснушках. Снились руки, сомкнутые под наброшенной сверху курткой. Снился голос и звонкий смех. Нет, кошмары к нему не приходили. Кошмар начинался тогда, когда Майкл просыпался и вспоминал.

Он замолчал, опустил глаза. Заставил себя закончить:

— Мне от любви покоя не найти. И днём и ночью — я всегда в пути.

Комиссия молчала так долго, что Майкл подумал, будто что-то случилось. У Дженни глаза были такими огромными, будто она увидела мышь под стулом и сейчас вскочит и завизжит. Седая дама в очках, сцепив сухие пальцы, смотрела в стол. Парень со щетиной хотел сунуть карандаш в рот, чтоб погрызть, но не донёс — так и сидел с открытым ртом, глядя на Майкла. Очнулся, только когда выронил карандаш на стол и все вздрогнули, как от выстрела.

— Ну вот, короче, — Майкл почесал за ухом. — Я пойду. Так, это… Саре что-нибудь передать?..

— Какой Саре?.. — переспросил парень.

— Ну, подруге, — пояснил Майкл. — Только что тут была, до меня.

— Сара Кланкарти?.. — переспросила седая дама и сняла очки, чтобы промокнуть бумажным платочком уголок глаза. — Скажите ей, что она хорошо читала. С большим чувством. Талантливо.

— Ага, — Майкл улыбнулся. — Спасибо. Так я пойду.

— Стойте, — парень со щетиной вскочил, обежал стол, на ходу вытаскивая телефон, — Майкл, оставьте мне ваш номер. И фамилию… Можно?

— Можно, — тот пожал плечами. — Винтерхальтер.

Поздно ночью на Скипворт роуд горело только три фонаря. Майкл шёл от автобусной остановки, держа руки в карманах. Сначала загулялся с Сарой после кастинга, потом навестил Бобби, пока вернулся обратно — оказалось, уже далеко заполночь. Впереди на своих каблучищах по разбитому асфальту ковыляла Талула. Майкл ускорил шаг, нагнал.

— Привет. Чего хромаешь?.. Случилось что?..

— А, это ты, — она обернулась. — Не волнуйся, просто ногу в мясо натёрла.

У неё были густые фальшивые ресницы, блёстки на веках, кровавая помада на губах и очень усталая улыбка.

— Давай провожу, — сказал Майкл. — Хватайся.

— Давай, — согласилась она, цепляясь за его локоть. — Слушай, кстати… у вас ведь в семье прибавление, да?..

— Сеструха прибавилась, — кивнул Майкл.

— У меня куча детских вещей от Эйнджел осталась. Она из них давно выросла, а я всё никак не соберусь выкинуть или отнести на барахолку… Спроси мать, если она не против — я бы вам отдала. Бесплатно.

— Спасибо… — он благодарно улыбнулся. — Я спрошу.

— Если она не побрезгует, что это от меня…

— А что ты, не человек, что ли?.. — Майкл пожал плечами. Та вздохнула:

— Не валяй дурака. Ты же понял, о чём я. Она учительница, я шлюха. Есть разница.

Возле своего дома она выпустила его руку, похлопала по плечу.

— Спасибо, что проводил. Спокойной ночи.

— И тебе, — отозвался он. — Привет дочке.

Возле дома Майкла темнота была особенно густой. Фонарей рядом не было, в окнах не горел свет — все спали. Только какая-то тень ворочалась у порога. Майкл остановился, сердце замерло.

— Привет, — хрипло сказал Бран, поднимаясь на ноги. — Я тя ждал. Думал, уже ты до утра не появишься.

— Привет, — сказал Майкл, унимая обиду от разочарования. — Чего ждал?..

Бран вынул квадратную бутылку из-под куртки, сделал глоток из горла.

— Короче, типа, — сказал он, пошатнувшись, и привалился к стене дома. — Как сам?..

— А никак, — спокойно сказал Майкл. — На гонках ёбнулся, как всегда. Три месяца в тюряге, чуть не загремел от семи и выше. Работа пиздой накрылась. Денег нет нихуя. Надо сестру растить. Кудряшка торчит в Париже, как монумент Виктории. Ты съебался. А ещё я пидор. Заебись год получился.

Бран потер макушку ладонью. У него отрастали волосы, короткие, как иголки новорождённого ёжика.

— Давай нажрёмся, — предложил он.

— Давай, — равнодушно кивнул Майкл. — Я тогда у тебя заночую.

— Ты, это… — по дороге сказал Бран, опять приложившись к бутылке. — Подцепишь ещё кого-нибудь…

— Щас нахуй пойдёшь, — сказал Майкл.

Он шёл ровно, сунув руки в карманы. Странно и отчётливо ощущал себя на этой улице, знакомой с детства — чужим. Будто он только приехал сюда в гости, как кудряшка, а на самом деле дом у него где-то далеко-далеко. Он смотрел вокруг, будто в первый раз. И не понимал, что он здесь делает.

Бран тыкал ключом в замочную скважину, матерился вполголоса, пока Майкл не отобрал у него ключи и сам не отпер дверь. Он первым зашёл в тёмный дом, зажёг свет в прихожей, скинул кроссовки. Бран протопал в гостиную, упал на диван. Посмотрел настороженно:

— А ты не изменился ваще.

— А чё мне меняться, — сказал Майкл. Он принёс из кухни стаканы, выбил и сполоснул пепельницу, чтоб не воняла.

Бран вынул из-под куртки и поставил на журнальный столик открытую бутылку скотча, там оставалось две трети.

— Я пока под дверью сидел, приложился, — невнятно объяснил он.