Вдруг охотник выбегает

– Я все понимаю, – перебил Зайцев. – Уголовный розыск этим все равно не занимается. А занимается он убийствами. И очень мне хочется поймать того, кто прервал жизнь вашей работницы. Вот и все.

При слове «убийства» мать поспешно вынула младенца из сидячего плена, перенесла в сетчатую кроватку. Как будто боялась, что он услышит лишнее. Слишком рано покинет свой бессловесный рай.

– Вы, товарищ милиционер, меня тоже извините. Уж вроде забылось все, перетерлось. И снова напомнить…

– Я понимаю. Открылись новые обстоятельства.

Она поставила стул к Зайцеву поближе, села, вытерла глаза тыльной стороной руки, промокнула уголком рукава.

– Что вас интересует?

2

Зайцев приложил ладони к глазам, надавил. Убрал ладони. Снова посмотрел на фотографии.

Чем больше свидетелей опрашивали они с Нефедовым, чем больше своих выходных и вечеров на это тратили, тем больше он узнавал об убитых – и тем менее знакомыми казались ему фотографии из их дел.

Жизнь убитых никак не приводила к их смерти. Так бы Зайцев выразил свою основную претензию.

Вот фотографии – все перед ним.

Одинаково вздымающиеся жесты рук – по крайней мере, на двух. Красный занавес – на двух. Странно пышные одеяния – на всех. Странно затейливые прически – у всех. Предметы. Позы. Ему казалось, фотографии силятся ему что-то сказать. Во всех был виден несомненный умысел: вот так усадить, вот так одетыми, вот так причесанными, с вот именно такими предметами в руках.

Переодеть, причесать, усадить – чтобы сказать что?

За стенкой у соседей заорало, забренчало радио. Передавали концерт народной музыки. Зайцев издал стон, как от зубной боли, прижал краем ладони виски. Как будто мог выдавить ответ из непослушной, неповоротливой, усталой головы.

Из-за стены теперь неслись, хлопая, словно бичом поверх музыки, посвистывания и повизгивания. Молодеческая участь и девичий задор, так сказать.

Зайцев вскочил со стула. Невозможно! Он рывком сгреб фотографии со стола. Нашел в ящике буфета пластырь.

«Ты, падла, знаешь, не уймешься?» – послышалось через комнату. Видно, не все в квартире были поклонниками фольклорных ансамблей. Балалайки ответили ураганной волной – сосед, видно, вывернул рычаг громкости до упора. Поддал, похоже, с получки. Обычно в квартире не шумели. «Пора вмешаться советской милиции», – раздраженно подумал Зайцев. Но не успел. Послышались несколько яростных ударов кулаком в дверь. «Башкой своей дурной постучи», – огрызнулся осажденный. Но сдался. Радио заткнулось на полувзвизге. Соседи в квартире старались не переходить огневой черты в ссорах.

Это было мудро.

Зайцев сходил на кухню и одолжил у соседки ножницы. От застоялого запаха еды вспомнил, что давно не ел. И тут же забыл.

В комнате, клацая ножницами и держа кусочек пластыря на пальце, он принялся развешивать фотографии на стене. Согласно дате убийства. Самое раннее. Позже, еще позже. Самое позднее. Отошел. Теперь стена напоминала иконостас с карточками артистов, какой заводили себе фабричные девчонки. Иногда, когда за деревьями не видно леса, лучше всего посмотреть издалека.

Сейчас был ровно тот случай. Он чувствовал, что бродит около – совсем рядом. И никак не может увидеть то главное, что лежит перед самым его носом.

Зайцев отошел. Посмотрел на снимки издалека.

В который раз поразился естественности, с какой располагались трупы. Издалека, не вглядываясь, их можно было принять за живых.

Подвинул обшарпанный венский стул на середину комнаты и сел. Чувство, что перед ним снимки живых, не покидало.

«Товарищ Зайцев», – позвал голос соседки из коридора. Вот принесло как назло.

– Что?

«Вас к телефону».

– Иду! – крикнул Зайцев. Он выскользнул так, чтобы соседка не успела сунуть в его комнату любопытный нос.

– В лотерею, что ли, выиграли? – спросила она.

– С чего ты взяла, Нюша?

– Да вон, запираться стал. Не иначе как добра привалило. Богато зажил.

– Так привалило, Нюша, что не продохнуть. А то заходи – проведу экскурсию, коли любопытно.

– На что? На клопов да тараканов твоих смотреть, што ль? – усмехнулась она, проплывая на кухню.

Зайцев взял трубку.

– Алло?

Алла.

– Что поделываешь?

Этот простой вопрос очень его затруднил. Зайцев не любил врать без надобности. Врать Алле теперь приходилось постоянно.

– Занят немного.

Он спохватился:

– Читаю.

– Интересно?

– Очень. А ты из театра звонишь?

– Ага. Так, значит, свидание сегодня отменяется?

О, черт.

– Алла, да нет. Просто сегодня…

– Просто сегодня немного не подходит, верно? Видишь, я уже выучила.

Он слышал на том конце провода улыбку, но ни она, ни ласковая интонация его не обманули: Алла обиделась.

– Алла, что?

Алла помолчала.

– Реже мы встречаться стали, вот что.

Зайцев знал, что это правда: с Нефедовым он встречался теперь гораздо чаще, чем с Аллой. Его вечера, его выходные всасывало это вот расследование.

– Давай я придумаю, как это исправить? – спросил Зайцев.

– Хорошо.