Вечером во ржи: 60 лет спустя

Кроме того, меня не покидает ощущение, что я сейчас должен находиться не где-нибудь, а именно здесь. Я даже как-то окрылился, но это, наверное, и немудрено, если ты дважды за один день чудом избежал смерти; поэтому я останавливаю такси и еду в центр; глаза слипаются, но я продолжаю высматривать место, где бы переночевать. Когда вижу то, что меня устраивает, недолго думая, прошу водителя тормознуть. «Рузвельт», великолепный старый отель, красуется на Мэдисон-авеню, как король на троне. Здание реально громадное, но другим до него – как до луны. Я что хочу сказать: если сравнивать здания с деревьями, то «Рузвельт» – это секвойя, в Калифорнии такие растут. В этом отеле повсюду красные ковры, даже в лифтах, а вход сверкает миллионом огней. При моем приближении швейцар одной рукой приподнимает шляпу, а другой придерживает дверь, и я поплотнее запахиваю куртку, чтобы мокрое пятно на брюках не слишком бросалось в глаза.

Беру себе номер на семнадцатом этаже и очень скоро уже выхожу из душа, ложусь в постель и в считаные секунды засыпаю.

Не иначе как возникли некоторые сложности. Куда ж без них. По-моему, я уже не имею над ним прежней власти. Жму на нужные кнопки, картридж не иссякает, бумага подается бесперебойно. Стопка листов у моего локтя растет, но слова уже не служат мне верой и правдой. Они меняются по своему хотенью, и вначале кажется, что в угоду мне. Я им приказываю танцевать – они танцуют, приказываю кружиться, прыгать и приседать, все как прежде, но стоит мне отложить страницу и отвести взгляд, как они растворяются, чтобы тут же сложиться в другие созвездия, наполненные другим смыслом. Уж я и тяну их, и дергаю, все средства перепробовал, но это все равно что шнуровать ботинки, не снимая боксерских перчаток.

Они переметнулись на другую сторону и теперь горой стоят за него, а не за меня. Как видно, беженцы-земляки всегда держатся вместе. Я сам виноват: слишком долго позволял им гулять на свободе. Он без моего ведома скитается по дорогам, по лабиринтам шоссейных развязок, а потому становится неуправляемым. Чтобы его вернуть, у меня остался только куцый обрывок веревки. Наверное, я закоснел, потому как давно не практиковался. Хотелось бы поскорее войти в колею.

Сейчас опробую кое-что новое. Плоды будут видны не сразу. Я посадил семечко, особенное, раннее. Во время нашей с вами беседы оно уже проклюнулось, пустило тонкие корешки в прелую землю, потянулось колючими веточками к небу. Семечко это горькое, летучее – семя смерти. Теперь остается сидеть и ждать, пока природа не довершит остальное.

12

Всю ночь у меня жутко стучало в висках. Спал я крепко, без просыпу, но от этого стука просто извелся. Теперь вот просыпаюсь с легкой головной болью.

Как я уже говорил, в половине случаев я сам не знаю, почему поступаю так, а не иначе. Например, сажусь в постели и силой воли начинаю изгонять головную боль. Для этого я представляю себе боль яркой краской, обычно желтой или синей, склоняю голову набок и воображаю, как головная боль вытекает из меня наружу. Короче, по ходу дела у меня появляется непреодолимая потребность продолжить путь. Понятия не имею, куда меня влечет, просто внутри, где не почесать, зуд какой-то – и сразу после завтрака я покидаю этот отель. Ухожу совсем недалеко – и меня осеняет, что делать дальше. Сесть на автобус, вот что: это ведь самое естественное решение.