Читаем Вечером во ржи: 60 лет спустя полностью

Если честно, не вполне понимаю, как это получается. Я просто не представляю, что с ними происходит, если их надолго оставить без присмотра, хотя все веревочки у меня в руках. Встречаются ли они с себе подобными, создают ли новые жизни, как заведено у нас с вами? Или просто дремлют внутри кокона, пока мы вновь не возьмемся за перо? Вопросов больше, чем ответов.

Знаю одно: необходимо подчиняться определенным правилам. Не я их придумал, но они существуют; приходится их соблюдать. Иначе все пойдет вразнос.

Судите сами, как это работает изнутри.

Главное правило, которое нельзя ни нарушить, ни обойти: здесь у каждого должно быть прошлое. На самом деле это везде так, но здесь – особенно. Если у тебя нет прошлого, то тебя попросту не существует. Следовательно, я вынужден дать ему точку опоры; я вынужден дать ему историю жизни.

Сейчас он, бедняга, пребывает в полной растерянности. И немудрено. Это пройдет. В данный момент он – ничто, пустое место. Лист бумаги, на котором ты когда-то начал писать рассказ, а потом отложил в долгий ящик. Теперь, шестьдесят лет спустя, этот ящик извлечен на свет, и ты продолжаешь свой рассказ с того места, где прервалась последняя фраза. Сами понимаете, ему этого не постичь. Вообразите: вы легли спать, а проснулись через полвека. Но я с каждой минутой наверстываю упущенное. В таком ритме, на какой только способны крошечные молоточки.

Могу провести аналогию с шахматной партией. Нужно расставить фигуры и делать ходы в определенной последовательности, а иначе игры не будет. Как бы у меня ни чесались руки, я не могу просто взять да и смахнуть с доски чужого ферзя, хотя это на порядок улучшило бы мою позицию. Хочешь не хочешь, приходится играть по правилам с самого начала. Поскольку я сейчас пытаюсь действовать ровно наоборот, вы уж простите, что веду свой рассказ без энтузиазма. Но по-другому не выходит.

Дилемма была мучительной, но на завершающей стадии мне без него не обойтись. Придется воссоздать его с того места, где я остановился. А прошлое я должен ему дать по той простой причине, что уничтожить то, чего не существует, невозможно.

5

Стою перед кофейником, и со мной происходит занятная штука. Снится мне перестук – я уже его упоминал, – тот самый, что преследует меня каждую ночь, уже не одну неделю; вот и сейчас то же самое.

Впрочем, если вдуматься, ничего особенного в этом нет. Сон есть сон, но все же меня это зацепило, потому что я сейчас наливаю себе кофе, а где-то в подкорке стучит. Тук-тук-тук, тук-тук, тук-тра-та-та-тук.

Гарри, начинаю я, не успев сесть за стол, потому как придумал, что ему сказать. Правда, кофе нечаянно пролил, но лужица небольшая, вытирать необязательно, можно просто чашку на нее поставить. Прощаться я не собираюсь, хочу просто перекинуться с ним парой слов, пусть даже ничего не значащих.

Гарри, а воробьи зимой улетают на юг?

Не дав ему опомниться, продолжаю.

Можешь объяснить, почему одни птицы улетают, а другие остаются?

Перейти на страницу:

Все книги серии Большие книги Маленького Принца

Вечером во ржи: 60 лет спустя
Вечером во ржи: 60 лет спустя

Дж. Д. Сэлинджер – писатель-классик, писатель-загадка, на пике своей карьеры объявивший об уходе из литературы и поселившийся в глухой американской провинции вдали от мирских соблазнов. Он ушел от нас совсем недавно – в 2010 году. Его единственный роман – «Над пропастью во ржи» – стал переломной вехой в истории мировой литературы. Название книги и имя главного героя Холдена Колфилда сделались кодовыми для многих поколений молодых бунтарей – от битников и хиппи до представителей современных радикальных молодежных движений.Роман переосмыслялся на все лады, но лишь талантливый мистификатор, скрывшийся под псевдонимом Дж. Д. Калифорния, дерзнул написать его продолжение – историю нового побега постаревшего сэлинджеровского героя, историю его безнадежной, но оттого не менее доблестной борьбы с авторским произволом. Юристы Сэлинджера немедленно подали в суд, и книга была запрещена к распространению в США и Северной Америке.Что же такое «Вечером во ржи: 60 лет спустя» – уважительное посвящение автору-легенде, объяснение в любви к его бессмертному творению или циничная эксплуатация чужого шедевра?Решать – вам.

Джон Дэвид Калифорния

Проза / Попаданцы / Современная проза

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Дело Бутиных
Дело Бутиных

Что знаем мы о российских купеческих династиях? Не так уж много. А о купечестве в Сибири? И того меньше. А ведь богатство России прирастало именно Сибирью, ее грандиозными запасами леса, пушнины, золота, серебра…Роман известного сибирского писателя Оскара Хавкина посвящен истории Торгового дома братьев Бутиных, купцов первой гильдии, промышленников и первопроходцев. Директором Торгового дома был младший из братьев, Михаил Бутин, человек разносторонне образованный, уверенный, что «истинная коммерция должна нести человечеству благо и всемерное улучшение человеческих условий». Он заботился о своих рабочих, строил на приисках больницы и школы, наказывал администраторов за грубое обращение с работниками. Конечно, он быстро стал для хищной оравы сибирских купцов и промышленников «бельмом на глазу». Они боялись и ненавидели успешного конкурента и только ждали удобного момента, чтобы разделаться с ним. И дождались!..

Оскар Адольфович Хавкин

Проза / Историческая проза