Читаем Вечно в пути (Тени пустыни - 2) полностью

Капитан помахал Зуфару рукой, даже без особого упрека, и продолжал разговаривать с персиянкой. Но о чем они могли так долго разговаривать? И чувство, схожее с ревностью, заставило Зуфара внимательно приглядеться к женщине. Да, она была безусловно красива. Даже безобразная "аба" персидских женщин не скрывала прекрасных линий ее стройной фигуры, а большие серые с синевой глаза и золотистые волосы, выбившиеся локонами из-под чадры, заставили сердце Зуфара екнуть. Он мог поклясться, что в черную "аба" кутается Лиза, если бы не видел истерзанного ее тела там, на горячем песке, на колодцах Ляйли.

Где, наконец, этот засоня лоцман? Зуфар от нетерпения готов был бросить штурвал и бежать на нос парохода. Нет, такие совпадения невозможны. Или эта персиянка двойник Лизы?

Настя-ханум! Как он до сих пор не догадался?

Но как она попала на пароход? Куда она плывет? Капитан Непес сказал, что она едет в Термез. Зачем?

Она ведь уехала из Мешхеда в Ашхабад... Он ночью видел ее в автомобиле у погранзаставы. Он не забыл до сих пор схватки с жандармами.

И едва в штурвальной появился заспанный лоцман, Зуфар скатился по трапу и в несколько прыжков оказался на носу парохода рядом с капитаном Непесом. Но персиянки уже не было. Она исчезла, растаяла.

- Кто такая? Кто она?

- Слушай, сынок, меня внимательно, - сказал, оглянувшись, капитан Непес. - Посмотри вон туда... Левее, еще левее, видишь над камышом верхушки черных юрт?

- Это аул Ак Терек.

- Правильно... Ты, сынок, не забыл реки. Слушай. Сколько от Ак Терека до Соленого бугра? Тридцать верст. Напротив Соленого бугра мы бросим якорь... Я тебе дам шлюпку... Поедешь к берегу. Там тебя будут ждать.

- Кто?

- Не наше дело. В шлюпке отвезешь одну женщину.

Зуфар вспыхнул.

- Ее?

- Да.

- Нет. Не повезу...

- Слушай меня...

- Не повезу!.. Эта женщина хочет убежать...

Растерянно хмыкнув, капитан Непес снял свою форменную фуражку и вытер гладко бритую голову большим платком.

- Нет, - сказал он, подумав, - у нее письмо к председателю аульного Совета... В письме сказано, что она жена фельдшера-азербайджанца... Как его?.. Там и фамилия написана... Письмо из Ашхабада... С печатью...

- Ну и что же? Мало ли писем бывает.

- Я дам три гудка, ее муж ждет на берегу. Она тебе заплатит.

- На кой черт мне ее деньги!.. Она явно шпионка...

Зуфар чуть не сказал: "Я видел ее в Персии", но удержался. Где-то в памяти вдруг возникло и исчезло искаженное мукой лицо Лизы, и он замолчал.

- Чепуху, сынок, мелешь. Подожди, я ее позову.

Но привел он персиянку не скоро. Видимо, он долго ее уговаривал. Женщина совсем закрыла лицо черной вуалью. Оставила только глаза, красивые злые глаза. Они пристально смотрели прямо в лицо Зуфару, и он невольно отвел взгляд в сторону.

Молчание прервал капитан Непес. Он заговорил первым:

- Вот он отвезет вас, ханум, к берегу... Я дам три гудка... И он отвезет вас... Деньги отдадите ему.

Не успел Зуфар сказать слова, как персиянка заговорила. Звонкий, чистый ее голос звучал решительно и твердо:

- С ним я не поеду.

- Почему? - удивился Непес. Он нахмурил густейшие брови. Ему все больше не нравилась эта история. И если бы не письмо, которое ему показала эта странная жена фельдшера-азербайджанца, официальное письмо, со всеми необходимыми подписями и печатью, наверно, он не стал бы возиться с какой-то подозрительной пассажиркой. - Товарищ, - сказал он, обращаясь к персиянке, - почему? Он мой штурман. Он человек надежный.

- Я не поеду с ним...

Зуфар рассердился:

- Вы мне не верите?

- Да.

- Но почему же?

- А что вы делали в Мешхеде?

Зуфар покраснел. Но тут голос откуда-то сверху прокричал:

- Катер по левому борту! Семафор!

Невольно Зуфар посмотрел вверх. Кричал наблюдающий с мачты. Когда штурман обернулся, Настя-ханум, стуча тонкими венскими каблучками, быстро шла прочь по палубе.

Непес схватился за бинокль.

- Петр Кузьмич! Он! Комендант сигналит, приказывает приготовить концы, хочет причалить.

Зуфару сделалось не по себе. И если Настя-ханум, превратившаяся в персиянку, задает такие вопросы, какие же вопросы задаст ему, Зуфару, комендант пограничной заставы, всевидящий, всезнающий Петр Кузьмич?

Но Петр Кузьмич не задавал никаких вопросов. Он молча выслушал торопливый рассказ Зуфара и повернулся к капитану Непесу:

- Где она?

- Пройдем, - сказал, поздоровавшись, капитан Непес.

Они пошли в каюту, и Зуфар поплелся за ними. Его не впустили. Но весь разговор он слышал, по крайней мере с середины.

- Прошу, умоляю... - говорила персиянка на этот раз на чистом русском языке.

- Вам придется пожить в Керках, пока на той стороне выяснится...

- Но вы же читали письмо... и мои документы.

- Поймите, гражданка... это невозможно.

- Умоляю... В Герате мой муж.

- Знаю.

- Мужа могут увезти каждую минуту в Кабул.

- И все же...

- Вы не человек, вы... вы...

Она заплакала. Громкие всхлипывания доносились явственно из каюты.

- Я... я не знаю, что с ним, - бормотала Настя-ханум.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1066. Новая история нормандского завоевания
1066. Новая история нормандского завоевания

В истории Англии найдется немного дат, которые сравнились бы по насыщенности событий и их последствиями с 1066 годом, когда изменился сам ход политического развития британских островов и Северной Европы. После смерти англосаксонского короля Эдуарда Исповедника о своих претензиях на трон Англии заявили три человека: англосаксонский эрл Гарольд, норвежский конунг Харальд Суровый и нормандский герцог Вильгельм Завоеватель. В кровопролитной борьбе Гарольд и Харальд погибли, а победу одержал нормандец Вильгельм, получивший прозвище Завоеватель. За следующие двадцать лет Вильгельм изменил политико-социальный облик своего нового королевства, вводя законы и институты по континентальному образцу. Именно этим событиям, которые принято называть «нормандским завоеванием», английский историк Питер Рекс посвятил свою книгу.

Питер Рекс

История
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

История / Образование и наука / Военная история
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Холодный мир
Холодный мир

На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально-экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».

А. Дж. Риддл , Йорам Горлицкий , Олег Витальевич Хлевнюк

Фантастика / Триллер / История / Политика / Фантастика / Зарубежная фантастика / Образование и наука