И стал рассказывать подробно, как давно хотел убить жену. И когда накануне трагедии ругался с нею, то и тогда хотел убить.
Говорил и удивлялся, как складно выходит, но боялся – вдруг следователь не поверит.
Но тот писал. Спрашивал и писал.
Это было неожиданно и страшно. Вечером того же дня, как признался Николай Акимович в преступлении, которого не совершал, в камеру угрозыска, где еще пока находился Николай Акимович, пришел новый человек, какой-то Цыбулин, налетчик или вор – неизвестно.
Николай Акимович не обратил на него внимания.
Но ночью, когда новый арестант играл в карты, Николай Акимович, плохо спавший, отправился смотреть игру.
Новичок, по-видимому, проигрался. Играли уже долго.
Он горячился. Ругался матерно.
Игра была непонятная. И называлась непонятно: «Бура».
Николаю Акимовичу стало скучно смотреть. Повернулся, чтобы идти спать, но Цыбулин окликнул его тихо:
– Товарищ! Посмотрите вещичку одну.
– Что такое? – обернулся к нему Николай Акимович.
Цыбулин протягивал ему что-то.
– Вот этот чума не верит, что настоящий бриллиант! – кивнул он на своего партнера. – Вы, наверное, товарищ, понимаете! Скажите ему.
Николай Акимович смотрел на кольцо в руке Цыбулина и чувствовал, как холодно делается спине и дрожат ноги.
Цыбулинское кольцо было кольцом убитой жены Николая Акимовича.
– Это настоящие бриллианты! – сказал слегка вздрогнувшим голосом Николай Акимович.
– Да вы возьмите в руки! – сказал Цыбулин. – Может, он не верит! Возьмите, посмотрите, как следует.
– Настоящие. Я знаю! – глухо сказал Николай Акимович.
Он отошел. Долго ходил по камере. В голове все мешалось: признание следователю, кольцо жены, Цыбулин.
Но как он может его уличить?
Кто может подтвердить? Женина сестра? Она кольца не видала, – он только за неделю до смерти жены подарил ей кольцо.
«Теперь все поздно», – думал Николай Акимович.
И вдруг вспомнил о Битюге.
«Что-то надо, – так и подумалось, – что-то надо».
Битюг громко храпел на нарах.
Николай Акимович нагнулся под нары – давно, еще с вечера видел там большой медный чайник.
Взял его.
– Куда понес? – крикнул кто-то сзади.
Николай Акимович не обернулся. Влез на нары с чайником в руках.
Видел, несмотря на тусклый свет угольной лампочки, лицо Евдошки.
Темное, широкое, с раздувающимися от дыхания ноздрями.
Поднялся на нарах, не спуская глаз с этого лица.
Сзади опять негромко крикнули:
– Куда чайник упер? Даешь сюда!
Николай Акимович поднял над головой тяжелый, почти полный воды огромный чайник и с силою опустил его на голову Евдошки.
– А-а-а! – глухо, страшно, сзади ли крикнули или Евдошка – не мог понять Николай Акимович.
Только видел, как черным чем-то залилось Евдошки-но лицо. И еще остро помнил: «Надо углом – ребром дна».
Сзади крик:
– Братцы, убьет!
Быстро взмахнул руками.
Опять мелькнуло: «Ребром».
Кто-то схватил сзади, за плечи, но руки были свободны.
Быстро и сильно взмахивал чайником.
Лилось теплое за рукава.
Потом больно ударило сзади, по затылку. Дернули за руки.
Загремело, покатилось что-то.
Не рвался из схвативших многих рук Николай Акимович.
Слышал кругом шум и крики.
Не мог ничего разобрать.
Потом затихло, когда внезапно расслышал один голос:
– Чайником, значит… Вот смотрите – череп своро тил… Какой тут доктор…
Петр Павленко
Петр Андреевич Павленко (1899–1951) Родился в семье ремесленника. В 1928 году примкнул к литературной группе «Перевал», но своевременно покинул ее и весьма быстро влился в ряды главных литературных функционеров. При Сталине считался «живым классиком». По некоторым свидетельствам, принимал участие в допросе О. Мандельштама. Все говорит за то, что перед нами фигура одиозная, тем не менее рассказ Павленко «Шематоны», представленный в настоящем сборнике, заслуживает внимания как образец живого и яркого повествования.
Шематоны