Вечное возвращение. Книга 2

В маленькой армянской лавчонке близ духана с дикой вывеской

СТОЛОВАЯ И ШАШЛЫК

ИЗ МОЛОДОГО БАРАШКА

«КОНКУРЕНЦИЯ И ЧИСТОТА».

ПАНИКА КАНАЛИДИ

я купил полфунта брынзы, и мне завернули ее в измятый лист исписанной бумаги.

Я пошел на берег Туапсинки, – которая никогда не станет гамбургской Эльбой, – и там, сидя на придорожном камне, развязал мой дорожный мешок.

Я ел с торжественной медлительностью, усердно и долго прожевывая каждый кусок. Намеченный план скитаний приближался к середине, деньги близились к концу. Дневной порцион, после долгих прений с самим собой, пришлось уменьшить, чтобы не урезывать плана.

Купленная брынза была съедена, крошки были тщательно подобраны. И только тогда взгляд мой, уже не зачарованный видом пищи, смог разглядеть и прочесть ровные строчки, вымокшие в соленом соке сыра.

Из этих строчек, написанных твердым почерком властной руки, глядел на меня обрывок приказа:

«…приказываю, чтоб бойцы лишнего оружия не присваивали, чтоб больше не было ни одного бойца с двумя седлами, револьверами иль саблями.

Все захваченное в бою оружие должно сдаваться в штаб, потому как добровольцев пишется к нам много, а оружия нехватка…».

Я прочел… И мои затрепетали ноздри от волнующего острого запаха гражданской войны.

Дыханье тех больших мятежных дней, обстрелянных великими сраженьями, израненных голодом и мором – дыханье тех дней обожгло мои думы.

Казалось, что уши мои снова явственно слышат огневую музыку перестрелок, что глаза мои настороженно и пытливо вглядываются в темь, в беспокойном предчувствии ночных атак, что и ноги мои устали не от горных скитаний, а от длинных переходов отступающих частей.

Я побежал, дрожа от нетерпеливого волнения, к армянину, продававшему брынзу, и нашел его в ленивой безмятежности курившего трубку.

Я купил у него весь запас его оберточной бумаги. Дорого заплатил за высказанную радость находки, за торопливые ищущие движения пальцев, перебиравших измятые страницы брошенных бумаг.

– Прихады завтра… Ищо болшэ будэт… Ищо лучше будэт…

На утро следующего дня он достал мне целый ворох исписанных страниц: переписка фирмы Нобель за 1914 год; копии каких-то длинных протоколов долгих тыловых заседаний времен первого года нэпа и еще какую-то кучу никому ненужных, негодных бумаг.

– Нет, друже, это мне не годится… И даром не возьму!

– угрюмо сказал я, собираясь уходить.

Армянин не пускал меня, держал за рукав, орал, что я его ограбил.

Ох, много, много проклятий сыпалось мне вдогонку. Жилистые, узловатые кулаки армянина грозили мне – уходящему, не смогшему осилить смеха, – бегущему, согнувшись от хохота.