Вечность в тебе

В тот же день, 20:12

Джейкоб

Артур достает из холодильника две бутылки пива Tegernseer, открывает их и протягивает одну мне. Я бы очень хотел рассказать ему, что сказал Луизе, почему она ушла. Но не могу заставить себя это сделать.

– Я просто предполагаю, что ты ничего не рассказывал ей… – начинает Артур.

– Это неправда, – говорю я. – Она знает, что мой биологический отец повар, что у него есть ресторан в Берлине и что я никогда с ним не встречался. – Я делаю из бутылки глоток, а потом добавляю: – И еще она знает, что Айрис живет в Дахау.

Артур изумленно смотрит на меня.

– Хорошо, что ты рассказал ей об этом. Это начало.

– Я бы предпочел скрыть это от нее, – говорю я.

– Но не скрыл.

– Нет.

– Что помешало тебе рассказать ей все? – спрашивает Артур.

– Ненавижу говорить об этом, – отвечаю я. – Я даже думать об этом не хочу.

Потому что, когда делаю это, фрагменты возвращаются. Образы и чувства ребенка, который сознательно почти ничего не помнит и все равно ничего не забыл. Это осадок, который выдерживает все. Все, что когда-то произошло, со временем размывается. Но то, что мы чувствовали при этом, остается таким же четким. Эмоции не бледнеют. Они отображаются в нас.

– Мне просто хочется, чтобы я мог оставить все это дерьмо позади.

– Тебе следует поговорить об этом с Луизой, – говорит Артур.

– Ни в коем случае. Я не хочу обременять ее еще и этим.

– Ей было бы с тобой намного легче, если бы она знала правду.

– А что, похоже, будто меня это беспокоит? – возражаю я.

– Прекрати пороть чушь, – говорит Артур. – Ты один из лучших людей, которых я знаю, и тебе это известно. – Он делает паузу. – Но если не знать твоей истории, понять тебя практически невозможно.

– Знаю, – говорю я, – но рассказать ей не могу.

– Почему же?

– Потому что я ненавижу себя в роли бедного маленького мальчика, ясно? – набрасываюсь на него. – Не хочу, чтобы она видела меня таким. Я больше не такой. Я уже не так слаб.

– А ты считаешь Луизу слабой?

Я поднимаю глаза.

– Что? – раздраженно спрашиваю я. – Конечно, нет.

– Если ты не считаешь Луизу слабой, то почему она должна считать слабым тебя?

– Потому что я таким и был.

– Ты был ребенком. Беззащитным ребенком. Ты ничего не мог с этим поделать. И не сделал ничего плохого.

Я пытаюсь дышать, но чувствую, что мне не хватает воздуха. Как будто моя грудная клетка слишком тесна.

У меня всегда были синяки. Они были почти черными. Моя мать говорила всем, что я сорванец. «Что поделаешь, таковы мальчишки», – говорила она. Но я не был сорванцом. Я мог быть настолько тихим, что меня никто не замечал. Таким тихим, словно меня и не было вовсе. Как будто меня не существовало.

Иногда воспоминания горят во мне, как огонь. От самых глубин до вершины сознания. И настоящее накладывается на них слоями. Как осадок. Как одеяло, которое пытается задушить прошлое. Но где-то в глубине души оно продолжает тлеть. Большую часть времени я этого не чувствую, но потом раздается звонок. Или приходит письмо, в котором она пишет, что любит меня, пишет о том, как ей жаль и как много она обо мне думает. Что ей нужен еще один шанс. Только последний шанс.

Эти пустые слова подобны внезапному потоку воздуха, снабжающему пламя кислородом.

И тогда все начинается сначала.

Луиза

Мама вернулась с курсов повышения квалификации. Когда я открываю дверь квартиры, она сидит в прихожей на своем чемодане. Туфли все еще на ней. В одной руке ключи от дома, а в другой – телефон. Ее взгляд устремлен в потолок. Глаза – остекленевшие и красные.

– Ты получила от него письмо.

Она кивает и вытирает слезы со щек, но следующие не заставляют себя ждать. Внезапно, сидя там, на своем чемодане, она кажется совсем маленькой и потерянной. Словно больше всего на свете ей хочется все бросить и сбежать.

– Если мы вычистим его комнату, – говорит она, и ее голос срывается, – он и в самом деле уйдет.

– Он давно уже ушел, – говорю я.

Она начинает рыдать. А я закрываю за собой дверь квартиры.

Суббота, 6 мая, 17:41

Луиза

Мы начали убирать комнату Кристофера рано утром. Вскоре после семи. Мы устали, но, казалось, каждая из нас хотела как можно быстрее покончить с этим. Как с болезненной процедурой у стоматолога или как если бы мы участвовали в исследовании, изучающем поведение человека в эмоционально стрессовых ситуациях. Я и моя мать, отрезанные от остального мира. Двое чужих людей, которые на самом деле знают друг друга, заперты в комнате, напоминающей им обо всем, о чем они не хотят вспоминать. Мы были вежливы, обходительны и очень старались. Это было ужасно.

Она: С чего хочешь начать?

Я: Мне все равно. Как тебе удобнее.

Она: Нет, как тебе.

Я: Честно говоря, я не знаю, с чего начать.

Она: Что, если ты займешься шкафом, а я – письменным столом?

Пауза.

Она: Можно и наоборот. Меня устроит любой вариант.