Вечность в тебе

В конце концов, мы просто с чего-то начали. С чего, я уже не помню. Каждый сам по себе. Мы почти не разговаривали друг с другом. Теперь мы сидим на пустом участке пола среди хаоса и едим бутерброды. Я стараюсь не думать о Джейкобе, но все равно думаю о нем. Он не связался со мной. А я – с ним. Минг сказала, чтобы я дала ему время. Мой инстинкт подсказывает, что надо бы ему позвонить.

Мама кладет свой бутерброд на тарелку и лезет в один из открытых ящиков стола рядом с собой.

– Это уже седьмой старый телевизионный журнал, что я нахожу, – говорит она, качая головой, и показывает мне апрельский номер телевизионного журнала Hörzu за 2012 год. Шел «Парк Юрского периода». Увидев это, я не могу не улыбнуться. Иначе не выходит. Эта так похоже на моего брата.

– Кристофер действительно ничего не выбрасывал. Даже квитанции.

– По-моему, он этого вообще не замечал, – говорю я.

– Я тоже хотела бы не замечать этого, – отвечает она, и я смеюсь. – Честно говоря, это почти невыносимо.

– У меня такое ощущение, что он делал все это нарочно, – говорю я.

– Ты думаешь, он насобирал все это, чтобы нам было что выбросить? – она вопросительно поднимает брови и указывает на телевизионный журнал. – С 2012 года?

– Ладно, – говорю я, пряча улыбку, – думаю, это маловероятно.

Мама тянется к своему бутерброду и снова откусывает.

– Знаешь, чего я боюсь? – спрашиваю я.

Она хмурится.

– Нет, чего? – спрашивает она с полным ртом.

– Вещей, которые не являются просто мусором, но которые мы не должны хранить.

Она делает глоток и протягивает мне бутылку с водой.

– Мы можем оставить все, что захотим, – говорит она. – Нет никаких правил.

– Нет, – отвечаю я, забирая у нее бутылку, – они есть.

– Нет, – ее тон серьезен. – Кристофер был моим сыном, и я могу оставить себе на память о нем все, что захочу. Ты тоже.

– В его письме говорилось, что каждая из нас может оставить себе только одну вещь, – говорю я. – Разве он не написал тебе об этом?

– Написал, – говорит она. – Но это уже не ему решать. Кристофер свое решение уже принял, теперь наша очередь.

Я избегаю ее взгляда. Она права. Знаю, что она права. Во всем. Кристофер мертв, и он не спрашивал нашего мнения.

– И все равно я сохраню только одну вещь, – говорю я, наконец поднимая взгляд к потолку.

Мама выглядит раздраженной.

– Почему?

– Потому что все это уже не его вещи, а просто вещи. И потому что… – Я прерываю фразу.

– И потому что что? – спрашивает она.

– Причина глупая.

– Ты считаешь причину глупой или думаешь, что она может показаться глупой мне?

– По-моему, она покажется тебе глупой.

– Даже если так, для тебя это причина. – Пауза. – Так все-таки, почему?

– Я знаю, что это звучит безумно, – говорю я, – и, вероятно, нет никакого промежуточного мира и другой стороны. И, скорее всего, Кристофер просто мертв, и совершенно не важно, уберем мы эту дурацкую комнату или нет, – я провожу языком по своему пирсингу. – Но что, если все-таки другая сторона существует? И если он действительно едет туда и никогда не приедет только потому, что мы не соблюдаем правила?

Моя мать изучает меня взглядом, и я не могу понять, что он означает. Что-то между «Пожалуйста, только не это» и «Что, если она права?».

– Неужели ты в это веришь? – спрашивает она через некоторое время.

– Я не знаю, во что верю. Но не думаю, что люди – это просто клетки, которые умирают. Я думаю, после этого что-то происходит. – Я сглатываю. – А может, мне просто хочется в это верить.

После долгой паузы она говорит:

– Окей. Будем придерживаться этого. Для каждой – только одна вещь.

– Правда? – спрашиваю я.

– Правда, – говорит она. – Ну, давай продолжать.

Джейкоб

Я не стал читать письмо матери. Я прочел их все. Каждое в отдельности. Но это – нет. Потому что оно ничего не меняет. Моя мать – слабая женщина, и она всегда будет такой. А я все равно буду любить ее.

Я отправился в прихожую, выудил из мусорного бака письмо, а потом поджег его в раковине. Было приятно смотреть, как пламя медленно пожирает бумагу. Через несколько секунд ее слова пропали. И остался только пепел.

После этого мы вместе с Артуром прибрались, не произнеся при этом ни слова. В какой-то момент появилась Джулия. Мы втроем сидели на кухне до поздней ночи и разговаривали о вещах, о которых я не говорю никогда. О любви. И о Луизе. О том, что она сказала. О том, что я сказал. Я ничего не упустил. Я выдал им всю неприкрытую правду.

Артур и Джулия ели шепардский пирог и слушали меня. Они кивали и качали головами, переубеждали и ободряли меня. Они понимали меня. Не просто делали вид.

В тот момент я понял, что у меня есть семья. Старший брат, который является мне братом даже больше, чем наполовину, и Джулия, которую, казалось, я знаю гораздо дольше, чем на самом деле. А еще Луиза. Снова и снова Луиза.

Луиза

Мы с мамой расчищаем слои, как археологи. Или саперы. Мы знаем, что можем столкнуться с чем угодно, только не знаем когда.