Вечность в тебе

Мы впятером сидим за кухонным столом, который настолько перегружен, что я удивляюсь, как его ножки до сих пор выдерживают это изобилие. Никто не разговаривает, так как все едят. Мне нравится выражение на лицах людей, когда им что-то нравится по-настоящему. Тот момент, когда они закрывают глаза и замирают. Словно язык, который воспринимает только небо, когда все остальное на мгновение отключается.

Уолтер тянется за очередной запеченной мидией.

– Прости, если я повторюсь, – говорит он, глядя на меня, – но, парень, у тебя просто дар.

Артур опускает кусок багета в плошку с маслом и солью и говорит:

– Не стоит хвалить его, папа. Ему это совсем не нравится.

– В самом деле? – изумленно спрашивает Андреа. – И в чем же причина?

– Он злится, когда ему говорят, как фантастически он готовит и что он должен использовать свой талант, – отвечает Артур, прежде чем я успеваю что-то сказать. – Поверь, я знаю, о чем говорю. Мы спорим об этом уже несколько лет.

– Я очень люблю готовить, – говорю я, раздраженно глядя в сторону Артура. – Просто не хочу становиться поваром, вот и все.

– Видишь этот взгляд? – говорит Артур Андреа, указывая на меня. – Я же сказал, его это бесит.

– А я все равно считаю, что ты, Джейкоб, готовишь просто превосходно, – говорит Андреа.

Уолтер, нахмурившись, изучает меня взглядом. Я знаю, о чем он думает. Он знает мою мать и всю правду. Знает, что в детстве я начал готовить, потому что Айрис почти никогда не готовила для меня. Она просто забывала об этом. Вот про пиво Питера она не забывала никогда. У нас дома почти всегда были только консервы и тосты, и я тратил часть своих карманных денег на еду. Когда я готовил, она, бывало, хвалила меня. Только тогда мне удавалось снискать похвалы. Однажды она рассказала мне, что мой отец – повар. Мне тогда было пятнадцать. Она стояла в дверях и говорила: «Думаю, это была одна из причин, почему я влюбилась в него». В тот момент я поклялся себе, что никогда не стану поваром. Но до того дня это было моей мечтой.

Все еще суббота, 21:12

Луиза

Стемнело, и комната опустела, если не считать мебели. Она – единственное, что здесь осталось. И еще тени на стенах. Я стою посреди комнаты и оглядываюсь по сторонам, и слова в моем сознании кружатся, словно комары в ночи.

Fingerspitzengefühl, Geborgenheit, serendipity[31], natsukashii

[32].

Natsukashii мне особенно нравится. С японского это означает что-то вроде ностальгии. Но в этом слове заложено намного больше. Это чувство, которое пробуждается в нас, когда мы вспоминаем что-то очень любимое, что было давным-давно. Например, блюдо, которое вы очень любили в детстве, но с тех пор не ели. И если спустя много лет вы снова пробуете его, то ощущаете это вполне определенное, специфическое теплое чувство. То же, что и в детстве. Это natsukashii. Воспоминание, которое мы чувствуем так же, как и тогда. Будто и не было прошедших лет. Места тоже могут быть natsukashii. И запахи. Для меня natsukashii – когда я чувствую запах молока совсем незадолго до того, как оно закипит, потому что мы с Кристофером в детстве всегда готовили шоколадный пудинг. Или когда я слушаю Майкла Джексона. Или вижу цветные хозяйственные перчатки. Natsukashii – прекрасное слово для обозначения еще более прекрасного чувства.

– Не знаю, как ты, – говорит мама, возвращаясь в комнату, – но я умираю с голоду. Что ты думаешь насчет пиццы?

– Звучит неплохо, – говорю я.

– Pizza Verde? – спрашивает мама.

Я киваю и отвечаю:

– Это будет natsukashii, – не думаю, что мама меня поняла. Но Кристофер бы понял.

Мы выходим в коридор. Я чувствую, что вся в пыли, и это отвратительно. Не будь я так голодна, то сначала приняла бы душ. Мама бренчит ключами от дома – явный признак того, что мне следует поторопиться с обувью.

Поэтому я быстро завязываю шнурки, достаю из гардероба черную куртку с капюшоном и резко открываю дверь квартиры.

А за ней стоит Джейкоб.

Джейкоб

– Джейкоб, – говорит Луиза. – Что… что ты здесь делаешь?

Ее глаза большие и усталые, а в них – выражение, которое скрывает, что происходит у нее внутри. Рядом с ней стоит женщина. Определенно это ее мать. Я как-то иначе представлял ее себе. Менее симпатичной.

– Хм, – говорю я. – Входная дверь внизу была открыта, вот я и вошел, – мой голос кажется мне странно чужим. – Но, кажется, я не вовремя. Я могу прийти как-нибудь потом.

– Нет, – говорит Луиза, качая головой. – Ты как раз вовремя.

Она смотрит на мать.

– Да, – говорит та, переводя взгляд с дочери на меня. – Все в порядке.

Мы молча стоим, и я спрашиваю:

– А вы с Луизой собирались куда-то идти?

– Только за пиццей, – говорит она и смотрит на Луизу. – Как считаешь, Пчелка? Я могу быстренько сходить одна, а вы с Джейкобом, – на мгновение она колеблется, – в это время накроете на стол.

– Хорошая идея, – кивает она.

– Ты будешь пиццу, Джейкоб? – спрашивает мать Луизы.

– Нет, спасибо, – отвечаю я, – я уже поел.