Вечный двигатель смерти

На самом деле свет тут горел, но был очень тусклым, а вскоре освещение стало гораздо ярче.

Коридор уперся в самую обычную бетонную лестницу. Столовая находилась на первом этаже. Значит, мне нужно было подняться всего лишь на один этаж выше, что я и сделала. И тут же остановилась, увидев двустворчатую дверь с белым матовым стеклом. Осталось открыть ее, и я окажусь в отделении, где находится Вика Соломко.

Пока что все было спокойно. Меня никто не увидел, не попытался догнать и не набросился из-за угла. Но медлить было нельзя, потому что лестница вела еще выше. Значит, там тоже располагались какие-то помещения, и вряд ли они пустовали. В любой момент меня могли заметить, и тогда я бы провалила все дело.

Я прислушалась. За дверью прозвучал негромкий голос. Он был добрым, с начальственными нотками и вопросительной интонацией. Хлопнула дверь, за ней еще одна, и настала гулкая тишина.

Пора.

Я быстро открыла дверь и сделала шаг вперед. Посмотрела направо, потом налево. Никого. С обеих сторон увидела «островки», за которыми сидят медсестры. Краем глаза заметила какое-то движение – мужчина в униформе вышел из одной палаты и тут же зашел в соседнюю. Меня не заметил, потому что все время находился ко мне спиной.

Не зная, в какую сторону идти, я сразу же повернула налево. Хватило одного взгляда в приоткрытую дверь, чтобы я поняла, что очутилась в мужском отделении.

Развернувшись, я поспешила обратно. Только бы долго не искать!

Тормознув около стойки медсестры, я увидела висящий на стене список.

Присмотревшись, поняла, что нашла то, что нужно. Фамилии и номера.

Соломко в четвертой палате. Господи, да!

Раздался какой-то шорох, и я инстинктивно метнулась под стол. Кто-то быстро прошел мимо стойки.

Некоторое время я сидела, не двигаясь и молясь о том, чтобы к стойке никто не подошел. Но никто не вернулся. Тогда я опустилась на четвереньки и осторожно выглянула из прикрытия.

Тишина. Такая внезапная, гулкая. Никого, ничего. То ли все спать легли, то ли сгинули, как в фильме ужасов.

Выбравшись из-под стола, я сделала на полусогнутых один шаг вперед, потом другой. Не спешила далеко удаляться от «окопа». А решила, что если буду медлить, то потеряю последний шанс найти Вику. И я пошла дальше, всматриваясь в цифры, написанные на дверях.

Палата номер семь, палата номер пять…

Четвертая палата. И я без стука зашла внутрь.

Тут было две кровати, но занятой оказалась одна. На ней спиной ко мне лежал худой человек. Он даже не обернулся на звук открываемой двери.

Но я все еще была не уверена. Обошла кровать, всмотрелась в лицо.

Конечно, это была она. Лежала с закрытыми глазами, но не спала.

– Вика, – позвала я. – Открой глаза, пожалуйста.

– Не хочу, – едва слышно ответила девушка. – Ничего не хочу.

Она была в сознании, и она соображала. Это было огромной удачей.

– Посмотри на меня, – попросила я.

Никакой реакции.

Я присела на корточки.

– Мы с тобой уже виделись, помнишь? Я Таня, частный детектив. Нам нужно поговорить. Ответь мне, девочка. Я очень хочу тебе помочь. 

* * *

За дверью было тихо. В коридоре никто не разговаривал, не кричал и не плакал. Впрочем, жизнь обитателей этого отделения могла быть и не той, которая мне представлялась. С чего я решила, что столкнусь с бродящими по коридорам людьми, потерявшими рассудок?

Вика была очень слабой. Медленно открыла глаза, но никакого удивления при виде меня не проявила. Смотрела так, словно мы видимся каждый день, и она бесконечно от меня устала.

– Вот и вы, – прошептала она.

– Вот и я.

– И что же вам теперь нужно?

Она имела полное право выдвинуть претензии. И хоть я не имела никакого отношения к смерти ее мамы, а вопрос, с которым ко мне обратилась Вика, тоже никак не касался случившейся трагедии, суть была сведена к одному – я не сделала ничего такого, за что меня нужно было благодарить или относиться ко мне по-дружески. Не поверив Вике и оттолкнув ее, я будто бы запустила какой-то страшный процесс, который привел девушку в эту палату, где она уже не жила – существовала.

Мне нужно было дать задний ход. Действовать нужно было быстро, но напор мог все испортить. Дать понять, что я всецело на ее стороне. Что верю ей. Теперь – верю. Что чувствую себя виноватой перед ней и отчасти считаю себя человеком, который имеет какое-то сакральное отношение к трагедии, случившейся несколько дней назад. Необходимо было доказать девушке готовность помочь ей не словами, а делом. Именно поэтому я пробралась к ней, и если меня обнаружат, то все, что я сделала до этого момента, полетит к чертям собачьим.

– Ты меня узнаешь? – на всякий случай еще раз поинтересовалась я.

– Конечно.

– Хорошо. Хорошо, Вика. Это очень хоро…

В этот момент за дверью раздался грохот. Вот прямо очень близко, практически у порога.

Повинуясь инстинкту самосохранения, я легла на бок и быстро забралась под кровать, на которой лежала моя подопечная.

Но что такое больничная койка в плане убежища? Ничто. Укрепленный каркас, под которым меня увидит любой, кто зайдет в палату.