Вечный Египет. Цивилизация долины Нила с древних времен до завоевания Александром Македонским

Правитель надеялся, что его будут почитать подобным образом. В целом обильная лесть, которую он постоянно слышал, была заслуженной. Однако на него не могли не оказывать влияние окружавшая его чрезмерная роскошь и то, что при каждом удобном случае с самого детства его называли богом. Во всех текстах, исходивших из государственной канцелярии, говорится о том, что за все достижения следует благодарить самого царя, при этом о его окружении не сказано ни слова. Рамсес II лично разбил огромное хеттское войско и заставил выживших умолять о прекращении военных действий. Тутмос III во время охоты самолично убил самого большого слона. Однако один из его чиновников на стенах своей гробницы сообщает о том, что он отрезал хобот животного (в тексте он назван рукой). Но фараон не дошел до заявлений о том, будто он может контролировать времена года. Когда его солдаты вынуждены были отправиться зимой в продолжительный и тяжелый поход для того, чтобы привезти хеттскую царевну, он обратился к Сутеху с просьбой умиротворить стихию. Бог услышал его мольбы и подарил египтянам череду по-летнему теплых дней. Никто не считал, будто именно благодаря фараону удавалось сделать так, чтобы те, кто выкапывал колодцы в пустыне, находили воду. Она полилась по воле богов, любивших Рамсеса больше, чем его предшественников.

По мнению Геродота, египтяне были очень религиозным народом. Царь не мог позволить себе стать исключением. В нашем распоряжении имеется огромное число свидетельств его благочестия. Исключив фактор официальной пропаганды, направленной на то, чтобы создать представление о том, что единственный человек, царь, равен богам, мы вынуждены будем признать, что речь, обращенная Рамсесом к Амону, когда фараона внезапно окружили враги, больше походит на крик о помощи искренне верующего человека. Когда сын и наследник Рамсеса III подвергся смертельной опасности, царь обратился за поддержкой к Амону, Птаху и Атуму, а также к менее значимым божествам, произнеся слова, поражающие своей искренностью. Реформатор Эхнатон, казалось бы, отверг многочисленных богов, к которым взывали его предшественники, а затем и преемники, правившие уже после его смерти. Верность одному божеству – диску с лучами в виде человеческих рук, которую он тщательно хранил, царь выражал в самых теплых и возвышенных словах. По словам Иосифа Флавия, царь по имени Аменофис (возможно, Аменхотеп III) сказал своему наперснику, которого также звали Аменофис, что он хочет увидеть богов[10]

. В данном случае благочестие царя граничило с безумием, хотя трактат «Против Апиона» сложно назвать достоверным источником. Ограничившись изучением древнеегипетских источников, мы придем к выводу о том, что фараон стремился, чтобы его мысли и поступки соответствовали свойственным послушному и почтительному сыну богов.

Во множестве случаев царь вел себя как разумный и чуткий человек. Выше мы уже приводили пример, в котором он не стал применять закон, требующий наказания каждого, прикоснувшегося к символам царской власти, к уважаемому жрецу. Правителю нравилось посещать место, где строилась его пирамида. Отправляясь туда, он обещал некоторым верным своим слугам, что соорудит для них гробницы. Во время одного из таких посещений архитектор Уаш-Птах упал в обморок. Царь Неферкара немедленно послал за своими докторами, но им не удалось спасти архитектора. Фараон был охвачен горем и приказал сделать для покойного саркофаг из эбенового дерева. Однажды, принимая пожилого сановника, он позволил ему поцеловать свою ногу, а не землю. В биографии Синухета говорится о том, как в личности царя могли сочетаться простота и величие, жестокость и доброта.

Синухет, служивший в войске, отправленном в Ливию, дезертировал, так как подслушать разговор, о содержании которого он не должен был знать. На чужбине он жил до тех пор, пока не достиг преклонного возраста. Царь, не желавший, чтобы Синухет умер за пределами родины, разрешил ему вернуться. Тот пришел во дворец, но, увидев правителя, сидящего на золотом троне, упал в обморок. «Поднимите его, – сказал фараон. – И пусть он говорит со мной». Си-нухету с трудом удалось произнести несколько слов, и тогда царь обратился к своей супруге с следующими словами: «Посмотри, Синухет вернулся как азиат, рожденный бедуинами»[11]

. Она вскрикнула, и царские дети завизжали все вместе. И воскликнули они, [отвечая] Его Величеству: «Это не он воистину, господин, владыка наш!» [Но] промолвил Его Величество: «Это воистину он». Царевичи поднесли царю ожерелья менат и систры, украшения Хатхор, богини радости, а затем стали просить о том, чтобы правитель простил беглеца.