Митяй застонал, обхватил двумя руками ствол яблони и начал медленно пониматься. Он то и дело вскрикивал и пыхтел как трактор «Кировец» на пониженной передаче. Алексею и Рудику пришлось перетащить его на крышу с протянутой вперед ветки дерева. Через пару минут Славка присоединился к остальным.
Они подошли к противоположному краю, где начиналась высокая двускатная крыша дома, обшитая листами кровельной жести. Рудик указал на узкий, изъеденный ржавчиной карниз, проходящий под окном мансарды. Рама выломана, слева свешивается размокший кусок оргалита, а справа зияет дыра, ведущая внутрь дома.
— Нам туда.
Алексей склонился над срезом крыши и посмотрел вниз. Среди лопухов и крапивы скалился битый кирпич и острые, как зубы пираньи, осколки бутылочного стекла. Кроме всего прочего прямо под окном из земли высунулись две устрашающего вида железяки. Когда-то они были двумя частями автомобильного бампера.
— Я не полезу туда! Не полезу! — запищал Митяй. В его голосе угадывались признаки паники. Глаза забегали по лицам друзей в поисках понимания.
— Если ты не полезешь, то будешь считаться жалким трусом и сосунком, — жестко отрезал Рудик. — Никто из нас не станет водиться с трусливым предателем, так что можешь катиться домой, под юбку к своей мамаше!
— Но, ребята, пожалуйста... — Митяй едва не плакал, поочередно обращая молящий взор то на Алексея, то на Рудика. На Славку он специально не смотрел, опасаясь насмешек. Алексей проникся сочувствием к приятелю, но решил брать пример с Рудика. Он хотел выглядеть жёстким парнем, которому море по колено.
— Или лезь с нами или отправляйся копаться в песочке с малолетками!
Митяй втянул голову в плечи. Он высморкался и несколько раз шмыгнул носом, стараясь совладать со слезами отчаяния. Алексей ожидал новой порции уколов и издевательств со стороны Стрепетова, но их не последовало. Славка как завороженный уставился вниз, в четырехметровую пустоту. Его лицо стало белым как кефир.
Рудик первым ступил на шаткий карниз. Одной рукой он ухватился за черный провод, протянутый сквозь листву к двум фарфоровым предохранителям. Его кеды едва не соскользнули, когда он перехватывал левую руку, цепляясь за оконный наличник. Но все обошлось, и через несколько секунд он уже исчез в окне.
Теперь настала очередь Алексея. Он поставил левую ногу на карниз и зажал пальцами провод. В желудке шевелилась котлета с рисом, съеденная на завтрак. Котлета дергалась и подпрыгивая к горлу, как живая. Он задержал дыхание, стараясь приклеиться к шершавой стене дома. Алексей ухватился двумя руками за деревянный плинтус над окном, но слишком поторопился. Левая нога соскочила с карниза, а плинтус затрещал и пришел в движение. Алексей понял, что падает. Рудик до половины свесился из окна, схватил его за ремень и втащил на подоконник. Алексей со вздохом опустился на пол под окном. Нижняя челюсть затряслась. В каждый сустав словно вогнали по кубику новокаина.
— Ну что, Лёха, зассал? — Рудик похлопал его по плечу, — Ничего, все путем.
— Спасибо. — Алексей отдышался и даже смог выдавить из себя улыбку. — Мог бы спикировать на врага, как Талалихин. Вот бы фашисты внизу удивились!
— Это был Гастелло, дурень, — Рудик снова высунулся из окна.
— Эй, слабаки, где вы там! Лезьте за нами!
В ответ лишь далекий гул тяжелых грузовиков на шоссе, щебет птиц да приглушенное шелест листвы. Митяй и Славка куда-то пропали.
— Лезьте, кому сказал! Трусы! Предатели!
Снова молчание.
— Они ушли, — Рудик обернулся и сплюнул под ноги. — Струсили и убежали. Придется нам вдвоем вытаскивать твой самострел, Лёха. Эх! Если бы не каникулы! Завтра же вся школа узнала бы, какие они позорные трусы. Особенно этот жирный говнюк. Он ведь едва свои новые портки не обгадил! Маменькин сынок!
Алексей поднялся на ноги. Колени все еще плохо гнулись. Рубашка на спине промокла от пота. Пыльное пространство пересекали редкие солнечные лучи. Скошенный потолок покрывали дыры от осыпавшейся штукатурки с неровно-нарезанной сеткой драни. В некоторых местах на стенах сохранились желтые обои. На полу кроме выдолбленного паркета валялся изодранный полосатый матрас. Распахнутая настежь дверь вела на узкую лестницу, исчезающую в густых тенях заколоченного дома. Пахло молью, сыростью и гниющими досками. Снаружи шумел ветер. Поскрипывал трухлявый каркас дома, словно кости старика, страдающего остеохондрозом.
— Нужно спуститься вниз, на первый этаж, — прошептал Алексей.
— Там, наверняка темно, как в могиле, — Рудик шлепнул себя сначала по одной, потом по другой щеке. — Я кажется тоже начинаю трястись, дружище.
Они вышли из комнаты на верхнюю площадку лестницы и стали осторожно спускаться вниз. Рудик первый, Алексей сразу за ним. Ступеньки визжали и скрипели на все лады. В тишине эти звуки походили на вопли безумного струнного оркестра, играющего на расстроенных инструментах. Ребята преодолели верхний пролет. Дальше лестница разворачивалась и уходила в почти непроницаемую темноту первого этажа.