Вечный путь (СИ)

Рана в руке тихо, притупленно ныла. Укус «головозадого» сверлил правое бедро как микроскопическая буровая установка.

«Все-таки воспаление. Скверно. Надо спросить про лекарство. Здешняя фарма творит чудеса… Линн здорово помогла мне сегодня. Кажется, я готов влюбиться в нее, и это, кстати говоря, тоже скверно, но с этим мы разберемся позже».

Он подобрал с пола оставшийся моток паракорда, отрезал два длинных куска своим перочинным ножом, спутал запястья двух женщин петлями от общей веревки и закрепил концы на штырях, торчащих из стены отсека. Потом стянул им щиколотки, пропустив последние петли под железным каркасом сидений. Робинс открыла глаза, но не издала ни звука, только тяжело дышала.

Странник уселся на место. Пульс паровым молотом бухал в голове. Воняло соляркой, потом и машинным маслом. Он размышлял о Жаре и о его туманных пророчествах, которые по словам самого Посредника были никакими не пророчествами, а частью формулы, которую он, Килар, должен сложить из множества составляющих.

Три зерна, дающие всходы, и в каждом —три ступени к пьедесталу, а если сложить их вместе, получается единица. Это уже не ноль, но еще и не двойка, но эта цифра очень важна, ибо с нее начинается любой отсчет.

«Чертовски умно, старина. Может быть даже чересчур. А ты у нас настоящий гений, подлинный бриллиант среди туземцев, Сократ и Аристотель в одном лице… Стоп! Какого хрена я несу околесицу? Сосредоточься, сукин ты сын!».

Трое первых станут испытанием. Двое образуют с тобой неразрывное единство, но сначала причинят боль. Их цвет зеленый.

«Похоже, я нашел их, все точно».

Третий окажет тебе услугу, но его сущность двулика. Его цвет — цвет черной полыни. Его слово рождает яд.

«Кто ты, Третий?»

Бык. Опасайся Быка.

Килар стиснул двумя руками винтовку. Ему померещился чей-то сгорбленный силуэт в дальнем углу отсека. Но нет, всего ли изгиб нейлоновой сетки, удерживающей коробки с припасами. Странник нервно облизал губы. Они были сухими и шершавыми, как борозды на проселочной дороге в засушливый сезон, и на них появилось несколько глубоких трещин. Килар ощутил металлический привкус крови, почесал отросшую за месяц жесткую бороду. Должно быть он выглядит как дикарь.

Вторая тройка, суть, один над всеми. Он заключает в себе силу троих демонов.

«Не корежь себе мозги, приятель!» — с досадой огрызнулся он в темноту. — «Не пытайся разгадать смысл вещей, для которых еще не наступило время. Другими словами, блин… не пытайся торопить судьбу. Себе дороже!».

Странник прислонился затылком к жесткой подушке из дерматина, дрожащий от непрерывной работы двадцати цилиндров танкового дизеля.

«Ты перестал называть себя Алексеем, а это кое-что значит».

«Снова Жар или я начал трепаться сам с собой?»

«И ты перестал без конца думать о жене и ребенке, а это еще важнее. Сегодня ты изменился, чел… Нет — ты просто родился заново!»

Он уснул чутким сном Странника готовый вскочить при малейших признаках опасности. Тяжелая машина уходила через пустыню на северо-восток, оставив позади океанское побережье и догорающие развалины Кор-Эйленда. Две глубокие колеи от гусеничных звеньев ложились позади нее на мягкий песок.

ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ

Шагающий-По-Воде.

При этих словах знатоки Писания вспомнят Иисуса, гуляющего по волнам Галилейского моря на глазах у своих учеников. Цепочка ассоциаций неизбежно приведет их к рассуждениям о смысле нагорной проповеди, к спорам о пресуществлении святых даров и к чуду преображения на Фаворской горе. Как бы повели себя ученые книжники и духовные корифеи, если бы оказались в восьми парсеках по прямой от Солнца в сторону созвездия Большого Пса; на планете, обозначенной в древних астрономических справочниках как Пальмира-А-2D; возле узловой станции технического обеспечения Кор-Эйленд, взорванной два часа назад и теперь догорающей множеством чадящих костров над линией пустынных пляжей? Удивились бы они? Испугались? Повредились рассудком? Или сочли увиденное за сцену второго пришествия? Скорее всего, они бы крепко зажмурились и возопили в едином громогласном порыве: «Этого нет и этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»

Рассуждать о природе чудес и лицезреть их воочию — не одно и тоже. Есть вопросы, которые навечно останутся без ответов. На пляже в предрассветный час не было ни души, а у бродящих по дюнам кочевников хватало своих забот.