Вечный странник, или Падение Константинополя

Нужно сразу же отметить, что пушки были не единственным новшеством на этой галере. На корме, там, куда на обычных судах отбрасывало тень резное изогнутое украшение, находилась небольшая постройка — приподнятая над палубой, с плоской крышей и круглыми оконцами по бокам. Вполне возможно, что передовые корабельщики из Палоса и Генуи назвали бы это нововведение «каютой». Оно, безусловно, являлось удобством, и в нашем конкретном случае владелец галеры использовал его по назначению. После первого же выстрела он переместился на крышу, откуда открывался наилучший вид на столицу, а точнее — на стены и увенчанные куполами святыни, которые эти стены так давно и успешно защищали. Владельцу предусмотрительно принесли стул, однако открывшееся зрелище заворожило его настолько, что он так ни разу им и не воспользовался.

Побережем время, не станем тратить его на описание этого человека, а заодно спасем его от обвинения в том, что он без всяких на то прав вторгся в наше повествование; лучше уж сразу сообщить читателю, что граф Корти — это не кто иной, как наш давний знакомец Мирза, эмир аль-Хадж. Впечатляет разница между его нынешним положением и тем, в котором мы встретили его впервые, под желтым флагом в долине Эль-Зариба, однако в одном он остался прежним: тогда он был облачен в доспехи, облачен и сейчас, а именно — на нем все такой же шлем без забрала, плащ из тонких кольчужных колец застегнут под подбородком, та же гибкая кольчуга, те же башмаки из поперечных железных пластин, которые находят одна на другую при движении, те же золотые шпоры, такое же, как у эмира, сюрко, только на сей раз кирпично-красное, а не зеленое. Назвать эту верность доспехам тщеславием было бы ошибкой, речь скорее идет о привычке, приобретенной в результате воинской выучки, — привычке, которой граф придерживался отчасти по старой памяти, отчасти — из уважения к Магомету, для которого блеск и бряцание на совесть обработанной и ловко пригнанной стали сделались предметом страсти, так что он и себе создал подобное облачение, способное поспорить с облачениями сородичей герцога Боклю, о которых сказано:

При них доспехи и мечи

И в свете солнца, и в ночи.

Вернемся вспять еще раз. Впервые представляя читателю Мирзу, мы рассчитывали, что те, кому доведется скоротать вечерок над этими страницами, обратят внимание на его многочисленные дарования и включат его в число своих любимых персонажей; а значит, читателю наверняка любопытно узнать, что это он, истовый магометанин, янычар высокого ранга, пользовавшийся в последнее время столь безраздельным доверием своего повелителя, делает здесь, почему предлагает свои услуги христианскому императору и называет последователей Пророка врагами Господа. Его внешность явно обманчива.

Необходимо все это разъяснить, хотя бы даже в интересах связности нашего повествования, и сделать это будет проще всего, отослав читателя к той части последнего разговора в Белом замке между индийским князем и Магометом, в которой принц получил отеческий совет изучить греческую столицу и постоянно получать сведения о том, что творится в ее стенах. Однако, поскольку читатель не любит, когда его насильственно выбрасывают из плавного потока чтения, простительно будет процитировать здесь несколько абзацев.

«Повелителю еще многое предстоит сделать, — говорил князь, обращаясь к своему благородному ученику. — Ему надлежит думать и действовать так, будто Константинополь является его столицей, временно оказавшейся в чужих руках… Ему надлежит до тонкостей изучить этот город, его улицы и здания, чертоги и укрепления, сильные и слабые места; его жителей, торговлю, международные отношения; характер его правителя, ресурсы и политические предпочтения последнего; его повседневную жизнь; его клики и кланы, его религиозные партии, а главное — ему надлежит взращивать разногласия между латинянами и греками, которые давно уже грозят городу большим пожаром».